– Мама, мы здесь чужие, – сказала я перед сном. Меня уложили в комнате на втором этаже, где был лишь стол, кровать и огромный стеллаж, в котором хранились инструменты, провода, гвозди, гайки и прочие мужские вещи для ремонта.
– Спи, – мама поцеловала меня и упорхнула вниз, к Владу. Я слышала ее звонкий голос, радостный смех.
Теперь мы проводили у Влада все выходные. Его дочь Ира меня не выносила. Она смотрела злыми глазами, будто змея, пытаясь вычислить в маленькой девочке все известные ей пороки. Ира всегда ходила с книгой. Пытаясь подружиться, я как-то спросила ее, что она читает.
– Историю, географию, мифы древней Греции, все, что читают только образованные люди! – Ира раскрыла передо мной книгу. – На, читай!
Я смотрела в книгу, гадая, отчего эта Ира такая вредная. Может, потому что некрасивая? Тощая, с редкими серыми волосами, длинным носом и худой шеей, она была словно Кощей бессмертный, только женского пола. Ни разу не видела, чтобы она улыбалась. Всегда с презрительной ухмылкой, неодобрительным взглядом, она морщилась от всего, что попадалось ей на глаза. Она была трехлитровой банкой, из которой достали маринованные огурцы, а жижа осталась.
– Очередная любовница, папа? Ну-ну, посмотрим, как долго продержится здесь эта идиотка, – услышала я однажды ее разговор с Владом.
А мама, наоборот, старалась. Она драила дом, наводила порядок. Повесила на стены несколько картин, которые нашла у Влада в кладовке, их рисовал еще его дедушка. На стол постелила скатерть, купила плед кофейного цвета, чтобы укрываться им, когда смотришь телевизор. Добавила к дырявым с неровным узором гардинам яркие темно-вишневые шторы. Пыталась вдохнуть жизнь в этот мертвый дом. Маме нравилось, а я видела, что остались по-прежнему холод и тоска.
– Мама, мы здесь чужие, – твердила я ей перед сном.
– Ну что ты! Я его люблю, дочка. Он хороший.
– Хороший, – соглашалась я. – Но…
Мама грустно смотрела на меня. В ее взгляде читалась тревога, женская тоска, в которой, словно в глубоком озере, тонула последняя надежда на любовь и семью. Я держала ее за руку. Хотела сказать, что я вижу, каков он, этот Влад. Да, он лучше дяди Феди в том, как выглядит, как говорит и как думает. Но только не любит маму, просто играется, как кот с клубком ниток. Она старается, порхает по дому, словно птичка, украшает, готовит, а ему все равно. Он живет в своем мире, где нам с мамой нет места. Но разве могла я учить жизни в десять лет? Я надеялась, что ошибаюсь. Или что однажды она застанет его с какой-нибудь глупой соседкой и сама прекратит этот холодный роман.