– Ну да, как-то всё и порешали, – сказал мертвец, разглядывая Весёлаго. – Ты потом ко мне или в город?
– К нам, Николаич, к нам, – сказал Фенимор. – Андрюх, ты, главное, дождись, пока «семьдесят седьмая» выветрится до конца, понял?
Оставшийся, не уехавший с карликом третий боец мертвеца, Андрей в шортах (сыгравших заметную роль в переговорах, их покойный дурак Чука и избрал основанием для начала наезда («…твои люди кто такие, пришли базарить в трусах со мной, я галстук надел, а ты мне тут пионэров представляешь, ты шо, олень старый…»)) пробурчал: «Дождусь, дождусь, не маленький…»
– Андрюх, я серьёзно. Мало ли, патруль, или шальные, увидят чашку, конус, полезут глянуть.
– Слушай военспеца, пионэр! – сказал мертвец.
– Николаич, идите вы в пэ! – сказал шортоносец абсолютно свободно. – Вы лучше бросьте в меня своим стулом, чтобы я лишний раз не это.
Мертвец загоготал, надел свою жилеточку, а освободившийся стул раскачал за спинку на пальцах и бросил, шортоносец Андрей поймал его, сразу же на стул уселся (посреди степи) своими шортами, и закурил.
– Да-а, ходила, быть теперь тебе отныне Пионэром, между прочим, – сказал за спиной Весёлаго Фенимор. Что-то он там с руками Весёлаго делал, что ли.
– Посмотрим, – сказал шортоносец, кладя ногу на ногу. – В своё время я стрелял не худо.
– Как же вы меня заколебали своими Стругацкими! – сказал Фенимор Весёламу прямо в ухо. – Ну, всё, гангстер волжский. Вперёд!
И толкнул в спину. Весёлой удержал равновесие, сделав несколько шагов вперёд, и вдруг увидел смертную чашку, прямо перед собой. Чашка лежала на боку, ручкой вверх, никаких следов на ней не было, ни крови, ничего такого, но от жерла её расходился конус колеблющейся почвы, и трава, и полынные кустики стремились, лежали верхушками к чашке в этом конусе, дрожа с почвой в едином ритме колебаний, как водоросли на поверхности воды. Весёлой выбросил вперёд ноги, упёрся, сзади его подхватил, а Весёлой замычал, забыв, что кляпом больше не заткнут.
Никто не засмеялся, хотя Весёлой ожидал вспышки веселья. Пацаны, участники акций, рассказывали о последних минутах барыг или чужих перед ямами в лесполках со смехом, в большинстве своём, скорее всего, нервическим… хотя Бравый смеялся искренне, и очень удачно острил, описывая детали… так что да, могли эти нелюди и посмеяться над предсмертными судорогами Серёги Каверина, а если он ещё и обмочился, а мог и обмочиться, так и вообще веселуха…
Но нелюди не смеялись.
– Ты что, гангстер?! – раздражённо спросил Фенимор и влепил Весёламу по затылку леща, чего тот почти не ощутил. – А! Понятно. Чашка. Да нет, в чашку ты не полезешь. Поздно. Ей больше нельзя сегодня кушать, в разнос пойдёт, выроет нам тут яму, возись потом, неделю вози песок самосвалами.