– Ну, – сказала Венди неуверенно, – он богатый, у него другой образ жизни, – Венди потрепала Черри по руке, желая утешить ее и принять обратно в их клуб одиноких сердец, чтобы дочь выкинула его из головы, но Черри внутренне отпрянула. Гордыня и обида переполняли ее. Даже собственная мать считала, что она ему не пара. В этом было что-то нечестное, что-то очень абсурдное, если ты не мог быть вместе с человеком, если он был лучше тебя только потому, что у него были деньги.
– Ты же не расстраиваешься?
– Нет.
– Просто…
– Что?
– Ты, наверное, не видела… – Венди подвинула к ней местную газету и развернула на странице свадебных объявлений. С фотографии ей улыбалось лицо Николаса. Рядом с ним стояла та самая блондинка из бара в тиаре и белом платье. Всем своим видом они демонстрировали, что они вместе. Черри обмерла, но усилием воли сумела не выдать своих эмоций, кроме безразличия. Она выискивала на снимке знаки, что в момент съемки он думал о ней, что женитьба на – Черри прочитала имя – Габриэлле-Кларе Батлер-Освальд была вынужденной мерой, жертвой, на которую нужно было пойти, чтобы получить шанс заправлять бизнесом его отца. Ей показалось, что она разглядела легкую натяжку в его улыбке, но это могло быть реакцией на назойливость свадебного фотоаппарата, который щелкал снимок за снимком. Как раз пару месяцев назад Николас должен был закончить учебу, и свадьба, несомненно, идеально вписывалась перед началом его работы в телекомпании. Черри отложила газету.
– Удачи им. – Сказано это было тоном, который не предполагал продолжения.
– А хочешь заглянуть в свою комнату? Забрать с собой какие-нибудь вещи? Я разобрала твои старые игрушки.
Черри не хотела. Она уже забрала все из этой квартиры, что ей было нужно, а мысль о том, чтобы перетаскивать в новую жизнь предметы из ее детства, казалась грязнее любой грязи.
– Не могу, мам, у меня потом встреча с друзьями. Может, в другой раз? – с этими словами она встала. – Мне и так пора возвращаться в Лондон.
Венди подавила разочарование и тоже встала.
– Ну что ж, спасибо, что приехала в такую даль, родная, я очень рада.
Обе замолчали, повисла недолгая пауза, пока Черри широко не улыбнулась.
– Ладно, – сказала она и направилась к выходу.
Она позволила матери поцеловать себя в щеку, и та всучила ей небольшую коробку.
– С днем рождения.
Подарок был обернут в аляповатую бумагу в цветочек, которую будто разрисовывал четырехлетний ребенок. Такие рисунки обычно подпадали под определение «миленькие».
– Всего тебе наилучшего, родная. – Голос Венди дрогнул, как будто она видела, что ее дочери не терпится поскорее уйти.