Опричники Сталина (Тепляков) - страница 232

В протоколе от 26 ноября 1937 г. он вынужден был подписать «факт», что завербовавшие его в Софии резидент Разведупра Григорович (по всей вероятности, подлинное лицо) и С. Г. Фирин сразу привлекли Барковского к работе на Советскую Россию, но потом сказали, что являются шпионами… и как поляка заставили работать на польскую разведку. До 1923 г. Барковский работал в Болгарии, а по окончании первой своей зарубежной командировки Григорович и Ф. Я. Карин (резидент Иностранного отдела ВЧК-ГПУ в балканских странах) якобы поручили ему в Москве связаться с работником ОГПУ Ефимовым и действовать по его указаниям. Барковский нашёл-де Ефимова, но устроиться в центральном аппарате ОГПУ не смог и попал в Читу.

Оказавшись в Москве, Барковский пытался затянуть следствие, чтобы пережить кампанию борьбы с польскими шпионами и дождаться справедливого суда. Узник специально путал даты, чтобы ложность его показаний была как можно более очевидной. Следователям требовался обвинительный материал, который самим сочинять было трудно. Поэтому они охотно записывали всё, что говорил подследственный.

А он показал, что готовился совершить террористический акт над вождями страны: дескать, в ноябре 1935 г. через некую женщину его старый вербовщик Григорович сообщил Барковскому, что в Западную Сибирь приезжают Молотов и Каганович, так что пусть тот подготовится к покушению на них.

По словам Барковского, он не решился на теракт («не поднялась рука»), хотя имел к тому все возможности: руководил охраной приехавшего через неделю Кагановича и не раз бывал на квартире Р. Эйхе, где собирались приезжие члены Политбюро. Из-за этого Григорович во время встречи в Москве в 1936 г. назвал его трусом и больным… На самом деле Молотов и Каганович ненадолго приезжали в Новосибирск годом ранее, в сентябре и октябре 1934 г., когда Барковский ещё работал в Казахстане, поэтому любому непредвзятому человеку становилась очевидна надуманность этих выбитых из разведчика и контрразведчика показаний.

Последний наговор на себя Барковский был вынужден предпринять 17 декабря 1937 г., дав собственноручно написанные показания о работе на германскую разведку. К тому времени у чекистов уже были показания секретаря консульства В. Г. Кремера, давшего показания о шпионской работе двух десятков руководителей Запсибкрая. Один абзац показаний Кремера был посвящён нашему герою: дескать, в конце 1935 г. Барковского завербовал консул Германии в Новосибирске Г. Гросскопф; при вербовке особист якобы признался в своей давней работе на польскую разведку, заявив, что-де теперь с удовольствием поработает и на немцев.