Сухо потрескивала крыша. Жаркий ветер порывами обдавал мокрые лица ребят. Подоспел Василий Алексеевич, надавил на ворота плечом.
— Изнутри заперто, — сказал Сёмка.
— Что ж вы стоите? — Василий Алексеевич метнул на друзей сердитый взгляд. — Витя! Беги до ближайшей избы, кричи: «Пожар!»
Витька сорвался с места.
— Семён, сюда! Видишь окошечко? Мне не протискаться, а ты сумеешь. Не боишься?
— Нет, — сказал Сёмка, даже не успев подумать, боится он или не боится.
— Если не сможешь отпереть, сейчас же обратно.
Маленькое окошечко было прорублено метрах в двух от земли. Дядя подсадил Сёмку, и мальчик очутился в коровнике. Его оглушил рев скотины, в нос ударил запах гари и острый дух коровьего стойла. Он ухватился за какую-то жердь, прыгнул вниз. Попал в жижу, поскользнулся, упал. Рядом сухо застучали по полу копытца, тёплое дыхание коснулось затылка. Сёмка огляделся. Под потолком стлался густой серый дым, освещаемый изнутри, как облака зарницами, вспышками пламени. Сыпались искры. В дальнем конце коровника что-то загорелось, и скотина заревела ещё отчаяннее. При неровном свете вспышек Сёмка увидел близко от себя влажные, лаково поблескивающие ноздри и тёмные большие глаза. Это был телёнок. От него пахло парным молоком. Он лизнул Сёмку шершавым язычком в губы, в нос, в щёку и промычал: «М-мэ…»
— Сейчас, сейчас, не бойся, — отозвался Сёмка, перемахнул через низкую перегородку и едва успел отскочить. Мимо него, мотая головой, галопом промчалась корова. У неё на рогах болталась расщеплённая доска. Корова со всего размаха таранила ворота, но они не поддались. Корова тоскливо замычала, отошла и снова бросилась на приступ. Сёмка прижался к стойлу. Как теперь подойти к воротам? Разъярённое животное не будет разбираться, кто он и зачем здесь, возьмет, подденет на рога или припечатает к воротам так, что дух вон. И зачем только загорелся этот проклятый коровник? Как хорошо они ловили рыбу, потом слушали дядю Васю. Где это золотое время? Его уже не вернёшь. Теперь Сёмке неминуемо придёт конец. Сейчас рухнет потолок, и он сгорит под развалинами. За что? Скорее, пока не поздно, обратно к окошку, на волю. Сёмка попятился от ворот. Становилось жарко и душно. Едкий дым спускался от потолка, растворял все предметы, вышибал слёзы из глаз. Впрочем, Сёмка не знал, отчего он плачет — от дыма или от страха.
Искра попала ему на шею.
— Ма-ма-а! — заорал он благим матом и присел. Ему показалось, что на него рухнул потолок.
Корова обернулась на крик. Сёмка увидел её выпученные глаза, налитые кровью белки.