— Послухай, Михаил, — деликатно произнёс Степан.
После обеда мы лежали на тёплых, прогретых летним солнцем, брёвнах плота. Натруженные вёслами руки расслабленно покоились на моей груди. Измученное тело требовало отдыха и сна. Веки непроизвольно опускались на глаза, а уставший мозг выдавал в засыпающее подсознание неопределённые образы и разноцветные круги.
— Ну, — я с трудом стряхнул с себя липкие путы сна.
— Ты как с Луизой-то далее думаешь?
— А ты с Катериною как? — ответил я вопросом на вопрос.
— Ну, ты сравнил, — присвистнул Степан. — Я казак. Зашлю сватов, и вся недолга. А ты-то в солдатчине. Тебе ещё служить да служить.
— Не думал я ещё об этом, — чистосердечно признался я. — Как судьба сложится.
— Да-а, — сочувственно протянул Степан. — Но ты не боись.
Всяко могёт случиться. Глядишь и охвицерство своё назад выслужишь.
— Да я и не боюсь. Паскудно просто на душе, когда начинаешь об этом думать, — досадливо поморщился я.
— Ладно, — махнул Степан рукою. — Не буду тебе душу бередить. Расскажи мне лучше, как ты с абреками на Кавказе воевал.
— Да как воевал… — пожал я плечами. — Как все воевали, так и я воевал.
— Небось, и крестами от государя-батюшки жаловали?
— Жаловали. Да только отобрали кресты, когда всех чинов и привилегий лишали.
Я прикрыл глаза, и память услужливо высветила передо мной картины военных буден. Но не той войны, не кавказской, а войны афганской. На этой войне и в моей памяти навечно остались мои боевые друзья. Я хотел вспомнить и рассказать Степану об одном из боёв. Но почему-то перед глазами встал эпизод совсем не боевой.
Перед штабными палатками выстроили весь наш отдельный десантно-штурмовой батальон. Перед нами на плащ-палатке лежало обезображенное тело механика-водителя из третьей роты.
Все конечности у парня были отрезаны, а мужские причиндалы вставлены в окровавленный рот. Кроме того, всё тело было порезано на кровавые лоскуты. По всей вероятности, с солдата, ещё живого, снимали кожу. Картина просто жуткая.
— Вот, — обличающий перст замполита батальона капитана Нагорного уткнулся в страшные останки солдата. — Гвардии младший сержант Омельченко, нарушив все воинские уставы, совершил самовольную отлучку из расположения батальона. При этом он угнал вверенный ему БТР. Недалеко от населённого пункта его захватили душманы. Это всё, что осталось от недисциплинированного воина. А ведь дома его ждёт мать. И до дембеля ему оставалось всего два месяца. И что вы прикажите написать его родителям? — Капитан повернулся к батальону и, словно ожидая ответа, замолчал.