Яд? Какой-нибудь горский материал? Магия? Темной метки Альтвиг не ощущал. От камней, где совсем недавно было оружие, едва заметно пахло… э-э… травами? Парень изумленно почесал нос, вспомнил господина Эстеля и произнес:
— Тот, кто защищает меня — не отходи далеко.
Из луча солнечного света выползло длиннорукое существо с острыми когтями, шипастой головой и торчащим из живота жалом. Оно было на голову ниже Альтвига, но гораздо шире в плечах. Припав к земле и принюхавшись, защитник взвился на ноги и бросился назад, за корчму. В полутемные узкие переулки.
Инквизитор побежал следом, игнорируя чужаков. Честные люди в подобную глушь не забирались, а вот мелкие воришки — вполне. Храмовника они обходили стороной или отступали в тень.
За углом, где деревянные крыши смыкались между собой и образовали навес, защитник низко зарычал и остановился. В посеревшем снегу проступал четкий контур портала, а перед ним немой насмешкой валялся сломанный черный лук. Перед тем как поднять его, парень обмотал руки шарфом — но даже сквозь него пробился безумный жар. Ангельское волшебство отсекло его, охладило, заковало деревянные плечи в лед.
Подцепить остаточное колдовство и выяснить, куда вел портал, не составило труда. Альтвиг развеял защитника и безрадостно рассмеялся. Тягаться с тридцать шестым ярусом Нижних Земель не смог бы и отец Еннете. Одно неясно — что второму принцу нужно от инквизитора? И что было на уме у Эстеля, когда в цитадели он вынудил Мреть использовать магию? Получается, оба духа Безмирья, ставшие людьми, чем-то крупно не угодили демонам? Но чем?
Разнервничавшись, парень вытащил из сумки книгу и пролистал. Он не надеялся найти зацепку — просто хотел себя успокоить. Эта связь с демонами… тот тип, что подошел к Рикартиату на улице и назвался Амо… и превосходный лекарь — господин Эстель… покрутив факты в голове так и эдак, Альтвиг понял, что в мире есть всего одно существо, способное ответить на его вопросы. И, чтобы найти его, следует вернуться в корчму.
Рикартиат, глядя в потолок и небрежно перебирая струны, исполнял последнюю песню. Ее выбирали слушатели, заплатив десять серебряных монет в довесок к тем шестнадцати, что отдал парню корчмарь. Стараясь не думать о том, что было бы, находись в зале Альтвиг, менестрель пел:
— Я сижу, прикасаясь пальцами
к неподвижной твоей руке.
Мы пришли в этот мир скитальцами
по небесной большой реке.
Ты погиб на границе сущего,
я вознес для тебя курган.
Лучше смерть, чем вот эта жгущая
боль в открывшихся дырах ран.
Я стою у границ отчаяния,