Додо открыл глаза, но тут снова зажмурил их от яркого света. И тут же почувствовал во рту вкус крови. Разбитые губы болели.
— Убери лампу, — попросил он своим сипловатым голосом.
Лампа перестала светить в глаза.
— Оклемался, — произнес насмешливый голос. — Ну и хорошо. А я уж подумал, что отправил тебя на тот свет. С виду ты парень крепкий, но удар не держишь.
Додо взглянул на присевшего рядом с ним на корточки лысого, жилистого старика.
— Чего ты хочешь, Жан? — спросил он.
Лицо старика, прежде мягкое и улыбчивое, стало суровым, взгляд его бледно-голубых глаз похолодел.
— Ты обнес конуру Готье, — сказал он, глядя Додо в глаза.
Тот усмехнулся разбитыми губами.
— С чего ты решил, что это я?
Старик поморщился:
— Брось, Додо. Ты ведь знаешь, я серьезный человек.
— Эта сучка Милена все тебе рассказала?
Старик нахмурился и укоризненно произнес:
— Сынок, ты говоришь о моей дочери. Имей уважение.
— Лучше я буду иметь ее! — со злостью проговорил Додо. — И так отымею, что она будет молить меня о пощаде!
В руке у старика что-то щелкнуло. Он поднес мерцающее лезвие к лицу Додо. Холодный кончик лезвия уткнулся арабу в верхнее веко.
— Не пытайся меня разозлить, Додо, — спокойно сказал старик. — Потому что я уже зол. Ты выпотрошил сейф Готье и ни с кем не поделился. Так дела не делаются.
— Я не собираюсь ни с кем делиться, — дерзко проговорил Додо. — А уж с тобой тем более.
Старик усмехнулся и покачал головой:
— Так не поступают, Додо. Ты слишком заигрался. Забыл, что ты — всего лишь член общества. Причем не самый лучший. И, конечно, не самый сильный. Если я расскажу Герцогу о твоей наглости, его псы разорвут тебя на части.
— Я не боюсь Герцога!
— И напрасно. В этой части Парижа всем заправляет он. Если ты решил выпотрошить чей-то сейф, ты должен рассказать об этом Герцогу и получить его благословение. А потом, после того как провернешь дело, поделиться с ним добычей.
Додо попытался отвести голову, но лезвие ножа последовало за ним и снова ткнулось ему в веко. Додо знал, что старик владеет ножом мастерски, и не рискнул выбить нож у него из пальцев.
— Жан, мы знакомы много лет, — просипел он. — Ты знаешь, что я никогда и никого не боялся.
— Я не говорю о боязни, — сказал Жан. — Я говорю об элементарном уважении. Уважение, Додо. Вот чего тебе недостает. И не только тебе. Вы, молодые, думаете, будто мир кружится вокруг вас. Считаете себя центром Вселенной. А потом вы умираете, но в мире ничего не меняется. Твоя смерть в нем тоже ничего не изменит, сынок. Сегодня ты есть, а завтра тебя нет.
Додо поморщился.