«Ты обречен терпеть неудачи», — без конца твердил он недалекому бедолаге Карлосу. «Карлос стал законченным неудачником», — сообщал он всем.
Теперь он чуть ли не любовно взирал на дело рук своих, но по Карлосу, пусть он выглядел и опустившимся и поникшим, видно было, что в свое время он славно поработал и не собирается ставить на себе крест. Сидевшая бок о бок со мной аккуратная щуплая фигурка с узенькой спинкой принимала изящные позы, чересчур красивые узенькие ручки мерно мотались на бестелесных запястьях. Я припомнила, скольким Бетанкур был обязан Карлосу в прошлом: отчаянный добряк нерасчетливо взвалил на хрупкие плечи Бетанкура непосильный груз благодарности. Бетанкур запустил в действие весь механизм законов вселенской гармонии, имеющийся в его распоряжении, дабы с их помощью отомстить Карлосу. Работа подвигалась медленно, но он не сдавался.
— Успех, неудача — я, признаться, не понимаю, что вы обозначаете этими словами, и никогда не могла понять, — наконец не стерпела я.
— Конечно, не могли, — сказал он. — И в этом ваша беда.
— Вам бы надо простить Карлоса… — сказала я.
— Вы же знаете, что я никого ни в чем не виню, — совершенно искренне сказал Бетанкур.
Все поднялись из-за стола, через разные двери потекли из комнаты, Карлос подошел ко мне поздороваться. Он говорил о Хустино и его невзгодах с насмешливой жалостью.
— Чего еще ожидать, когда заводят шашни в кругу семьи?
— Не будем об этом сейчас, — оборвал его Бетанкур. И гнусаво, дребезжаще хихикнул.
— Если не сейчас, так когда же? — сказал Карлос, он вышел вместе со мной. — Я сложу corrido[6] о Хустино и его сестренке. — И он чуть не шепотом запел, подражая уличным певцам, сочиняющим баллады на заказ, — точь-в-точь тем же голосом, с теми же жестами:
Ах, бедняжка Розалита
Ветрена и потому
Сердце пылкое разбила
Ты братишке своему.
Ах, бедняжка Розалита,
Вот лежит она, прошита
Сразу пулями двумя…
Так что, юные сестрицы.
Не давайте братцам злиться.
Не сводите их с ума.
— Одной пулей, — Бетанкур погрозил Карлосу длинным тонким пальцем, — одной!
— Хорошо, пусть одной! — засмеялся Карлос. — Какой придира, однако! Спокойной ночи!
Кеннерли и Карлос рано ушли к себе. Дон Хенаро весь вечер играл в бильярд со Степановым и неизменно оказывался в проигрыше. Дон Хенаро отлично играл на бильярде, но Степанов был чемпион, неоднократно брал всевозможные призы, так что потерпеть от него поражение было не постыдно.
В продуваемом сквозняками зале верхнего этажа, переоборудованном в гостиную, Андреев, отключив от фортепиано приставку, пел русские песни, а в перерывах, припоминая, какие еще песни он знает, пробегал руками по клавишам. Мы с доньей Хулией слушали его. Он пел для нас, но в основном для себя, с той же намеренной отключенностью от окружающего, с той же нарочитой отрешенностью, с какой все утро напролет рассказывал нам о России.