«Я вовсе не милая… У меня вообще нет границ дозволенного».
«Не зовите меня милой. Я удовольствуюсь эпитетом „просто великолепна!“»
Конечно, во всем виноват этот Хейстингз. Сейчас она мысленно спорит с человеком, назвавшим ее сложной.
Впрочем, какая разница, что там думает о ней какой-то Хейстингз? Куда важнее, что подумает лорд Невилл…
А Кабо увлекал Электру все дальше и дальше в святая святых ее величества Моды.
– И что ваш грандиозный план? Продвигается?
Электра передернула плечами – этот жест совершено не подобал утонченной леди. Однако Кабо никогда ее не осуждал.
– Я надеюсь этим вечером единолично и надолго завладеть вниманием герцога Камбертона.
– И, похоже, вы в восторге от этой перспективы.
Электра невольно улыбнулась. Кабо умел шутить как никто другой…
– Все понимаю. Но ничего нельзя поделать. Времена переменились. После моего возвращения из Шропшира все… все стало иным.
Кабо никогда не позволил бы себе усмехнуться, но уголки его губ едва уловимо дрогнули.
– Слыхал я, Шропшир способен на такое. Место на редкость тихое и спокойное. Именно тем и опасное для душевного равновесия… – И распахнув двери в демонстрационный зал, где бесчисленным высокородным леди, герцогиням и даже принцессам крови со всей сопутствующей помпой демонстрировали впервые их новые наряды, прибавил: – За последнюю неделю в Лондоне ничего не изменилось. Если бы случились перемены, вы, вероятно, заметили бы их именно здесь, а вовсе не на улицах города.
Электра склонила голову:
– Я подумаю над вашими словами, о великий мудрец!
– Ну не грешно ли насмехаться надо мной, несчастным? Что ж, хорошо. Входите… и, умоляю, напомните ему, что пора что-нибудь съесть!
Когда Электра вошла в «галерею» – а именно так мэтр Лементер именовал свой демонстрационный зал, – она тотчас увидела невысокого, худощавого человека с острыми чертами, одетого по последней моде, с безупречной прической, из которой не выбивалось ни единого волоска. Он стоял посредине комнаты и внимательно смотрел в потолок.
Электра проделала именно то, что делают все, увидев, что некто на что-то внимательно смотрит. Она проследила направление его взгляда – и узрела новую фреску в куполообразном потолке.
Неведомый художник изобразил голубое небо с пухлыми пушистыми облачками, подсвеченными золотым солнечным сиянием. А среди облаков замерли в хороводе трое херувимов. Из одежды на них были лишь задорные улыбки, колчаны, полные золотых стрел… ну, и некоторые места их тел целомудренно прикрыты были краешками облачков.
Живописец не просто снабдил великолепное помещение достойным потолком, подобно тому как искусный кондитер венчает засахаренными розами свадебный торт. Он сделал больше. Все трое лукавых и жизнерадостных херувимов неуловимо походили на владельца этого изысканного заведения.