– Солдаты Гренвила не определяются на постой в крестьянские дома, – сказал он, – ибо результат этого всегда один и тот же: лень и потеря дисциплины.
У меня еще свежи были воспоминания о том, как выглядел батальон мятежников, занявших Менебилли. Хотя при первом появлении они и произвели сильное впечатление своими плотными шлемами и мундирами, но очень скоро утратили свой лоск; по мере того как одна неделя сменяла другую, они делались все неопрятнее и грубее, а с угрозой поражения просто превратились в охваченную паникой лондонскую толпу.
Иной отпечаток лежал на людях Ричарда: их по большей части набрали на фермах и болотах Корнуолла и Девона, и это были и по своим речам, и по происхождению простые деревенские парни, попав же под его начало, они через несколько месяцев превращались в профессиональных солдат, сообразительных и проворных, восхищавшихся своим командиром, что проявлялось в том, как высоко они держали голову, когда он к ним обращался, и какой гордостью искрились их глаза. Странный смотр. Я – в своем кресле, на плечи наброшена пелерина с капюшоном, рядом со мной идет Ричард, пылают лагерные костры, на срезанном дерне блестит иней, и всякий раз, когда мы подходим к новой роте, выбивают свою дробь барабаны.
Конница была расположена на следующем поле, и мы наблюдали, как чистили и поили на ночь красивых, холеных животных, многие из которых – что отнюдь не являлось для меня тайной – были взяты в имениях мятежников; лошади били копытами по затвердевшей земле, позвякивали сбруей, а пар от их дыхания поднимался в холодном воздухе, как дым от костров.
За Теймаром, уже в Корнуолле, садилось огненно-красное солнце; опускаясь за холмы, оно бросило последний тусклый зловещий луч на форты Плимута, расположенные к югу от нас.
Мы различили крохотные, казавшиеся черными точками фигурки часовых неприятельской армии на наружных укреплениях, и я подумала о том, скольким людям Гренвила, что окружали меня сейчас, придется принести себя в жертву громовым залпам пушек мятежников. Напоследок, когда настал вечер, мы наведались на передовые посты. Там мы уже не увидели ни чистки снаряжения, ни чистки лошадей; нас встретили безмолвные, неподвижные фигуры, люди для штурма были легко одеты, разговаривали мы шепотом, поскольку от неприятельских укреплений нас отделяли какие-то двести ярдов.
Стояла суровая, жуткая тишина. Штурмовой отряд казался в сгущавшейся темноте смутными фигурами, потому что солдаты вымазали себе лица черной краской, чтобы стать менее заметными, и я ничего не могла различить, кроме светящихся белков да обнажавшихся в улыбке белых зубов.