Мистеру и миссиc Аллен было очень грустно разлучаться с нашей юной особой, чье добродушие и веселье делало ее незаменимой компаньонкой, забота о которой доставляла им истинное наслаждение. Увидев, как она обрадовалась, что сможет отправиться вместе с мисс Тилни, они не стали ей препятствовать; кроме того, им не придется долго скучать по ней, так как на исходе была последняя неделя их отдыха в Бате. Мистер Аллен проводил ее до Милсом-стрит, где она должна была позавтракать в компании своих новых друзей, которые, едва завидев ее, любезно пригласили сесть за стол. Но, очутившись совершенно одна в кругу чужой семьи, она почувствовала сильное волнение и страх, что вот-вот сделает что-нибудь не так и заставит их изменить свое мнение о ней. Первые пять минут оказались для нее настоящей пыткой, и ей даже захотелось вернуться к себе на Пултни-стрит.
Однако дружеский настрой мисс Тилни и улыбка Генри вскоре позволили ей почувствовать себя более непринужденно; тем не менее, нельзя сказать, что на душе у нее было спокойно; даже постоянное внимание со стороны самого генерала не могло избавить ее от смущения. Наоборот, чем больше о ней пеклись, тем неуютнее она себя ощущала. Его стремление угодить, выражавшееся в основном обеспокоенностью тем, что она так мало ест, потому что, видимо, ни одно из блюд ей не по вкусу, – хотя ни разу в своей жизни она не видела за завтраком и половины того, что было подано к этому столу, – ни на минуту не позволяло ей забыть, что она здесь всего лишь гостья. Ей показалось, что она совершенно недостойна такого внимания и заботы, но никак не могла найти, что ответить. Ее напряжение усилилось, когда она заметила, с каким нетерпением генерал ожидает появления своего старшего сына и как он потом проявляет свое недовольство, когда капитан Тилни, в конце концов, пришел. Ей было больно на него смотреть, и она решила, что он не настолько провинился, чтобы получить от отца такой строгий выговор. Более того, оказалось, что его отчитывают из-за нее, так как его опоздание свидетельствует о недостаточном к ней уважении. От этого Кэтрин стало совсем неловко, и она посочувствовала капитану Тилни, в доброжелательности которого нисколько не сомневалась.
Он молча выслушал упреки отца и даже не попытался оправдываться. Кэтрин с ужасом подумала, что истинной причиной того, что он так поздно встал, могла быть бессонница, объяснимая лишь страстью к Изабелле. Прежде она надеялась, что этим утром сможет, наконец, составить о нем свое собственное мнение; однако, пока его отец находился в комнате, он не проронил ни слова – настолько скверным было его настроение. Лишь под конец до нее донеслась едва различимая фраза, адресованная Элеаноре: