На обратном пути говорим о Пастернаке. Генрих не знал, что он был исключен из Союза писателей. Не знал о размахе травли. "Что это для него означало? Его из-за этого перестали печатать?.. А что произошло бы с ним, если бы он эмигрировал? На Западе его могли бы задушить славой, рекламой, роскошью..."
"Самым тяжелым временем в моей жизни было лето сорок пятого года в американском лагере военнопленных во Франции. Я пытался вести там дневник, прятал в носке, нашли при обыске и отняли. ...Об этом лете еще никогда не писал. Может быть, скоро начну".
28 июля. В мастерских художников ждали нетерпеливо. Каждый ревниво стремился подольше задержать у себя.
Посмотрев первые же картины Валентина Полякова, Бёлль: "Совершенная неожиданность, никогда не думал, что так интересно. Большое искусство, оно должно стать известным и у нас..."
Облако спустилось на Суздаль и осело в форме церкви.
"У нас теперь террор догматиков-абстракционистов. Как вашим важно было бы это увидеть. У наших абстракционистов ведь ложное чувство превосходства.
Но когда в Третьяковской галерее я вижу официальное советское искусство, грустно, даже стыдно становится".
Художник Андронов говорит ему: "Ваш роман "Глазами клоуна" - это все про меня".
- А есть ли в литературе что-либо, подобное вашей живописи?
Все: - Да, есть.
На обратном пути повторяет: "Как важно, что я все это увидел. И как глупо, что именно этого нам, иностранцам, не показывают".
"Какая организация более властная - Союз писателей или Союз художников?.."
"А что мы можем для этих людей сделать?" (Каждый приезд, все годы мы слышали этот вопрос.)
31 июля. Генрих рассказывает, как был в "Новом мире". Твардовский очень ему понравился. "Сразу видно, что незаурядная личность. Да и мне хотелось узнать, кто меня здесь публикует".
...Они уезжают на две недели в Дом творчества в Дубулты. На вокзал В. Стеженский привез книгу Анны Зегерс "Толстой и Достоевский". Я говорю: "Вот нет журналистов, надо бы сфотографировать - Бёлль с книгой Зегерс". Он серьезно: "Не возражал бы. Я хорошо отношусь к Зегерс".
16 августа. Ждем Бёллей на аэродроме в Ленинграде. Они все загорелые.
В такси: "Не допускайте к Фришу сотрудника Инкомиссии К. Он уже нам сказал, что в "Хомо Фабер" есть декадентщина, мы ее выбросим. Если бы Фриш услышал, он бы его убил".
Ему в Дубултах не понравилось. Просит книгу В. Семина.
17 августа. Тремя машинами едем в Комарово к Ахматовой *.
* См. с. 289.
18 августа. В Москве в последний день едем с Анне-мари за покупками.
- Как в вашей семье относились к фашизму?