– Нет еще. – Сказать по правде, я не знаю, как Эдвард к этому отнесется.
Миа меня опережает. – Я, может, ошибаюсь, но разве в правилах не говорилось «Без детей»?
– В правилах дома – да. Но это все же другое дело.
– Разве? – Она поднимает бровь. – Всем известно, как мужчины любят незапланированные беременности.
Я ничего не говорю.
– А ты что? – спрашивает она. – Ты что чувствуешь, Джей?
– Мне страшно, – признаюсь я. – Я в ужасе. – Потому что когда круговерть чувств – неверия, радости, тревоги, восторга, потрясения, новой скорби по Изабель, счастья – прекращается, остается один незамутненный, голый страх. – Я больше такого не перенесу. Такого… горя. Это меня доконает.
– Тебе ведь сказали, что опасаться за здоровье следующего ребенка оснований нет, – напоминает она.
– Тогда тоже не было оснований. И все равно.
– Но ты ведь собираешься его оставить?
В мире очень мало людей, которые могут задать мне такой вопрос, и еще меньше тех, кому я честно отвечу: какая-то часть меня говорит – не надо. Ты вышла на свет, так долго пробыв в темноте и одиночестве. Зачем еще раз так искушать судьбу? Это та же часть моего мозга, которая оглядывает Дом один по Фолгейт-стрит и думает: зачем этим рисковать?
Но во мне есть и другая часть, та часть, которая взяла на руки мертвую девочку, посмотрела на ее идеальное лицо и все равно ощутила экстатическую радость материнства, которая и думать бы не стала о том, чтобы уничтожить жизнеспособного ребенка по моей трусости.
– Да, я его оставлю, – говорю я. – Я рожу этого ребенка. Ребенка Эдварда. Я знаю, что сначала эта мысль ему не понравится, но, думаю, он с ней свыкнется.
Тогда: Эмма
От Эдварда вот уже две недели нет никаких вестей, и я отправляю ему селфи.
Папочка, я сделала татуировку. Тебе нравится?
Ответ приходит немедленно. ЧТО ТЫ НАТВОРИЛА?
Я знаю, что надо было сначала попросить у тебя разрешения. Но я хотела узнать, что случится, если я буду очень, очень плохой…
На самом деле татуировка миленькая, небольшая и невидная в обычной одежде – стилизованное изображение крыльев чайки сразу над правой ягодицей. Но я знаю, какое отвращение вызывают у Эдварда татуировки.
PS очень больно.
Ответ приходит через несколько минут.
Будет еще больнее. Сегодня. Я возвращаюсь в Лондон. Злой.
Это самое длинное сообщение из всех, что он мне когда-либо присылал. Я улыбаюсь, отправляя ответ. Тогда я приготовлюсь.
Я принимаю душ, тщательно вытираюсь, наношу на кожу капельку духов. Надеваю подаренные Эдвардом платье и жемчужное ожерелье, но остаюсь босиком. Кожу уже покалывает. Предвкушение сладостно, но оно смешано с нервным возбуждением, даже неким дурным предчувствием. Не переборщила ли я? Вытерплю ли я то, что он со мной сделает?