Туфля была моим алиби. Вежливо пропустив их, я направилась в свою комнату, очевидно для починки туфли. В ответ на мою улыбку дамы сделали два вежливых и тщательно рассчитанных кивка и проплыли мимо, направляясь к парадной лестнице.
Наконец шорох их юбок затих. Испуганно взглянув на дверь гостиной Элоизы, я снова подобрала юбки и повернула к комнате Филиппа.
Заурчали часы, собираясь бить. Полночь. Я улыбнулась. Точно в самую полночь. Потом откуда-то взялась странная мысль, и я остановилась. Полночь. Упавшая туфелька. Бегство с бала.
Я нахмурилась. Это было так нелепо, что внушало неясное беспокойство. Потом я пожала плечами и засмеялась.
– Ну-ка, фея, где твои тыквы? – сказала я себе и взялась за ручку двери Филиппа.
Из темной ниши на парчовый плат
Явилась драгоценная посуда.
И разливался пряный аромат
В ночной прохладной тишине…
Китс. Канун Святой Агнессы[16]
Пей за тяжкие грехи,
За тебя, сестрица смерть!
Теннисон. Видение греха
Филипп не спал. Прокравшись в его спальню, я увидела, что он сидит в халатике на кровати, не отрывая глаз от двери. В камине весело горел огонь, который должен был потухнуть несколько часов назад. Занавеси, закрывающие высокую дверь на балкон, были раздвинуты, и лунный свет ложился косой широкой, как свет театрального прожектора, полосой на изголовье кровати.
Лунные лучи ярко освещали сидящего мальчика, окрашивая его лицо в желтоватый, почти восковой цвет, черные глаза казались огромными. Он выглядел очень хрупким.
Но он казался очень оживленным и, едва увидев меня, сказал:
– Вас не было целый век.
– Ты сказал «в самую полночь», помнишь? Полночь только что наступила.
– Полночь? Правда? – Он был очень доволен. – Я развел огонь, зная, что вы придете.
– Конечно. Как это тебе удалось не заснуть до сих пор? – Увидев нетронутую чашку какао на столике у кровати, я засмеялась: – Понятно, на голодный желудок не спится. У тебя не слипаются глаза?
– Немножко, – признался он. – Но мне хотелось, чтобы горел огонь.
– Ты все время сидел вот так?
Он смущенно отвел от меня большие черные глаза и стал щипать покрывало.
– Я надеялся… я думал, не посидите ли вы со мной, если уж пришли?
– А в чем дело, Филипп? Что-нибудь случилось? – спросила я, сев к нему на кровать.
Он энергично покачал головой, но потом бросил на меня один из своих загадочных взглядов искоса. Я потянулась к нему и взяла за руку:
– Что случилось, малыш?
– Кошмары! – сердито пробормотал он.
– О господи, а я и не знала. Какой ужас! Какие кошмары?
– Кто-то заходит ко мне, – ответил он, – трогает меня.
Как ни странно, его слова испугали меня больше, чем рассказ об обычном кошмаре, когда снится, что тебя преследуют, а ты бежишь, но при этом не можешь сдвинуться с места.