– Какой-нибудь глупый подросток в поисках сильных ощущений? Вряд ли. Нет, объяснение гораздо проще. «Несчастный случай» с ружьем может означать только одно: человек держит ружье не так, как полагается, задевает ногой о корень дерева или о камень – Филипп ведь тоже споткнулся, – и ружье стреляет само собой… Я полагаю, что этот человек видел, как Филипп упал, подумал, что попал в него… и в панике удрал.
– Да, конечно. Так оно и было, не сомневаюсь.
– Хорошо. Можете быть уверены, мы все тщательно выясним. Виновный, возможно, сам признается, когда узнает, что ничего плохого не произошло, но лично я думаю, что он никогда не признается. – Длинные тонкие пальцы вертели бокал. Он добродушно произнес (ведь не мог же сарказм придать голосу такую теплоту и сочувствие?): – Бедная девочка, вам пришлось пережить пару тяжелых дней, верно? Моя жена и я очень благодарны вам за заботу о Филиппе. Мне очень жаль, что сегодня это оказалось для вас столь тяжким бременем.
– Это для меня не бремя. Я очень счастлива здесь.
– Правда? Я очень рад. И больше не думайте об этом деле. В конце концов, найдем мы его или нет, подобное вряд ли повторится. Филипп оправился от испуга?
– Думаю, да.
– Не нужно ли вызвать врача или принять какие-нибудь иные меры?
– О нет. Он прекрасно себя чувствует сейчас. Сомневаюсь, что он понимает, что едва… едва не погиб. Когда я уходила, мальчик немного расстроился, но я обещала, что вернусь и мы с ним поиграем, пока не придет время ложиться спать.
– Тогда я вас не задерживаю. Но сначала допейте ваш шерри.
Я осушила бокал, поставила его на стол, потом осторожно сказала:
– Мсье де Вальми, прежде чем уйти, я хочу признаться вам кое в чем.
Его брови поднялись. Несомненно, в душе он смеялся надо мной. Я его только забавляла.
– Нет, я говорю совершенно серьезно. Я… я обманывала вас и мадам де Вальми и больше не могу… Должна вам признаться… – сказала я.
– Я слушаю. Как же вы нас обманывали? – произнес он утрированно-торжественным тоном. Глаза его все еще насмешливо блестели.
Я сказала по-французски:
– Вот как я обманывала вас, мсье, с тех пор как вошла в этот дом, и думаю, что настало время покончить с этим.
Наступило короткое молчание.
– Понятно, – сказал он. – Не просто хорошо говорите по-французски, но так, как говорят французы, мисс Мартин. Ну хорошо, послушаем. Рассказывайте, как было дело.
О преднамеренном покушении на убийство не могло быть и речи. Я призналась в своем бессмысленном обмане, и единственным следствием этого было то, что Леон де Вальми долго смеялся – не только над нелепыми трудностями, которые мне пришлось пережить, но и над предположением, что от незнания французского языка зависело, получу я работу или нет. Чувствуя себя пристыженной, я смеялась вместе с ним, испытывая огромное облегчение, готовая признать собственную глупость. И все же… Где-то глубоко в душе таилось смутное беспокойство и недоверие к нему. Все же…