– А! Да, вы это говорили.
Мы попали под дождь, и крупные капли стучали о верх машины и стекали по переднему стеклу. Машина, не сбавляя скорости, преодолела крутой поворот дороги, и шины взвизгнули, проезжая по мокрому асфальту. Рауль даже не взглянул на меня. Он, наверное, даже не помнил, кто сидит рядом с ним в машине. «Так тебе и надо, Золушка!»
Молча сидя рядом с Раулем, я призывала на помощь горькие истины, продиктованные здравым смыслом.
Он снова нарушил молчание, только когда мы проехали две трети пути до Вальми, задав вопрос, который показался мне совершенно не относящимся к делу и очень меня удивил.
– Кто был этот парень?
Я растерялась, не понимая, о ком идет речь.
– Какой парень?
– Тот, с которым вы были в Тононе. Вы вышли из кафе вместе с ним.
– Ах, этот.
– А кто же еще?
Почти грубый тон заставил меня удивленно посмотреть на Рауля.
– Мой друг, – коротко сказала я.
– Вы мне говорили, что никого здесь не знаете.
– А его знаю, – ответила я совершенно по-детски.
Быстрый взгляд. Ни тени улыбки. Потом он спросил:
– Как Филипп?
– Спасибо, хорошо.
– А как вы? Больше ничего не случилось?
– Нет.
Мой голос был немного сдавленным и неестественным, хотя я изо всех сил старалась, чтобы он звучал ровно и не выдавал меня. Здравый смысл – само собой, но у меня есть еще и гордость. Я ругала себя за глупость. Из темноты ко мне неслись образы моих идиотских мечтаний. Не знаю, чего я ожидала, но… нынешний Рауль так сильно отличался от прежнего… Перемена была слишком резкой, и это было ужасно.
Тут я сделала небольшое открытие, которое меня испугало. Мечты мечтами, но факт оставался фактом. Я влюбилась в Рауля. Дело вовсе не в вине и не в лунном свете и прочих романтических ловушках. И даже не в его шарме, которым он буквально окутывал меня в ту ночь. Сейчас я была абсолютно трезвой, шел дождь, и о шарме не могло быть и речи… и все же я была влюблена в этого совершенно постороннего человека с холодным голосом, который говорил со мной резким и даже раздраженным тоном. Я, конечно, могла бы сдержать свои чувства и посмеяться над собственной глупостью, но мне нисколько не было смешно.
Я крепко закусила губы и с трудом глотнула воздух, ощущая горечь разочарования и желая только одного: чтобы он перестал задавать мне вопросы. Но он был настойчив, не оставляя резкого тона, из-за которого его довольно безобидные вопросы приобретали характер допроса с пристрастием.
Казалось, он все еще интересовался Уильямом Блейком. Это было мне неприятно – ведь я обещала Уильяму не говорить, что встретила его в Тононе.