– С ружьем, миледи! – вскричал дворецкий с энтузиазмом заядлого охотника.
– Да, с ружьем. И если услышите, что он шастает по дому, незамедлительно разбудите меня.
– Будет исполнено, ваша милость.
– Вы, разумеется, должны соблюдать полную тишину.
– Будто мышка, ваша милость, – сказал Симмонс.
Тем временем Дадли в укромности Голубой комнаты уже некоторое время сожалел – и с каждым мгновением все горше, – что в столовой, всецело поглощенный своей бедой, он практически не съел ни кусочка. Мирная безмятежность Голубой комнаты успокоила его нервную систему, а вместе со спокойствием пришло озарение, что ему чертовски хочется есть. Было нечто мистическое в том, как судьба на протяжении этого дня раз за разом умудрялась лишать его положенной суточной порции белков и углеводов. Как ни изнывал он от голода, дожидаясь Бобби в «Кларидже», едва она появилась там, любовь тотчас отвлекла его от меню, и он ни на йоту не насытился. А с тех пор во рту у него не побывало ничего, кроме двух-трех крошек, которые он понудил себя проглотить за обеденным столом.
Дадли взглянул на свои часы. Время оказалось куда более поздним, чем он предполагал. И слишком поздним, чтобы он мог позвонить и попросить, чтобы ему принесли побольше бутербродов, – даже если предположить, что его статус в этом преотвратнейшем доме вообще дает ему право на бутерброды в неурочный час.
Он растянулся на кровати и попытался уснуть. Лакей доложил, что молочный поезд отходит в три пятнадцать, и он твердо решил воспользоваться им. Чем раньше он выберется из этого жуткого места, тем лучше. А пока ему требовалась пища. Любая пища. Весь его организм вибрировал, яростно требуя надлежащего подкрепления.
Несколько минут спустя стук в дверь оповестил леди Уикхем, напряженно ожидавшую у себя в спальне, что час пробил.
– Да? – прошептала она, беззвучно повернув ручку и высунув голову за дверь.
– Он, миледи, – шепнул из мрака голос Симмонса.
– Шастает?
– Да, миледи.
Невольная хозяйка Дадли была женщиной с характером и крайне решительной. Едва выйдя из детской, она приобщилась к лисьей травле и другим излюбленным развлечениям провинциальной аристократии, требующим физической закалки и твердости. И хотя охота на грабителей была ей несколько внове, леди Уикхем приступила к ней без малейших колебаний. Сделав знак дворецкому следовать за ней, она плотнее запахнула халат и волевым шагом вышла в коридор.
Недостатка во всяческих звуках, чтобы вести ее к цели, не было. Продвижение Дадли из его комнаты в столовую, куда его манили плоды и сухарики на серванте, оказалось отнюдь не бесшумным. Он успел споткнуться о стул, а в тот момент, когда хозяйка дома и ее служитель начали спускаться по лестнице, он столкнулся с ширмой, опрокинул ее и как раз пытался высвободить ступню, которой нечаянно прорвал материю, когда негромкий голос произнес в вышине: