Была там и подземная парковка. На нее указывал знак. Парадная дверь с виду была тяжелая. Камерный и видеомонитор обеспечивали безопасный проход во входную галерею.
Ты ожидал застать все те же палатки, обломки каменной кладки, брошенные машины, тлеющие огоньки небольших пожаров.
Тут ты глянул на свои ноги и увидел муравьев – они были повсюду.
Они облепили твои ноги. Ты отскочил в сторону и стряхнул их с ног. И двинулся дальше.
Все стало другим – кроме тебя.
Ты миновал ресторанчик, где когда-то посетители, покуривая, играли в нарды. Правда, теперь он превратился в сверкающее лоском современное кафе с дюжиной плоскоэкранных телевизоров. Старики, взгромоздясь на табуреты, скребли защитные полоски на билетах моментальной лотереи и следили по электронной контрольной панели за чередой постоянно меняющихся цифр. Подростки, примостившись за пластмассовыми столиками, давили на кнопки мобильных телефонов. Старую мраморную барменскую стойку заменили на круглую стеклянную будку с торчащим изнутри лицом. Старики потягивали кофе из пластмассовых стаканчиков. Вместо пыльных трубок-светильников теперь ярко сверкали новенькие жужжащие светодиодные трубки.
Ты пошел дальше. Светила луна – блеклая и плоская.
Низенькая стена, грозящая осыпаться сверху, была испещрена каракулями и какой-то мазней. Ты подошел к стене, прикоснулся к ней. И почувствовал слабый отклик города, который когда-то любил.
Ты остановился у ресторанчика, куда тебя однажды водила Ребекка.
В окно ты увидел, что главный зал был как будто закрыт. На столиках стояли перевернутые стулья. В уголках, где когда-то вы с Ребеккой сиживали в плетеных креслах и разговаривали допоздна, валялись рабочие инструменты и всякое тряпье. Ей нравилось курить твои сигареты. Тогда ее улица была заставлена мусорными баками, и под ними спали собаки. Баки оставались открытыми, и сверху по ним, по самому краешку, чудом сохраняя равновесие, лазали бездомные кошки. Крались они осторожно и бесшумно.
Колдовавший в ресторанчике у жаровни повар бросил на тебя подозрительный взгляд. Ты вошел и попросил порцию сувлаки. Он наклонил голову и взял из стопки лавашей одну лепешку. Потом повернулся к жаровне и нарезал немного мяса. Сдобрив мясо, вместе с картошкой фри, йогуртом, он завернул все это в лепешку и передал тебе в бумажном кульке.
Ты осведомился, можно ли где-нибудь присесть. Он кивнул – на греческий манер, что означало нет.
Ты смутился.
– Вон там, – буркнул он, указав ножом на гору коробок, стареньких компьютеров и пластмассовых ящиков, заполонявших уголок, где когда-то обреталась твоя любовь.