Но Беллона еще и богиня подземного царства. Ее владения – здесь. Это не улица, не переулок, не площадь, не двор, это крыша подземной стоянки – там внизу пустота, подземелье. Покалеченная гипсовая богиня мрачно следит за элегантной стройной женщиной, образцово отлитой в бронзе, даже не догадывающейся, чьи владения у нее под ногами.
Еще одна скульптурная пара, внешне напоминающая сфинксов (но не имеющих отношения ни к Греции, ни к Египту), расположилась прямо по взгляду Ахматовой. Вряд ли эти острогрудые существа, появившиеся здесь более чем за десять лет до Ахматовой, догадываются о присутствии кого-либо еще рядом – они обречены смотреть друг на друга, причем только одним глазом, принадлежащим как бы живой стороне головы; с другой стороны головы, обращенной к Неве и тюрьме, у каждого вместо лица оголение черепа с пустой глазницей. Это, как известно, памятник «Жертвам политических репрессий».
Таким образом, Ахматова как памятник в окружении античных богов и неведомых тварей, порожденных фантазией Шемякина, единственная, кто представляет здесь род человеческий. Впрочем, и она, по замыслу скульптора Галины Додоновой, должна ассоциироваться с египетской богиней: «Изида, идущая по Нилу в поисках тел мужа и сына» (все-таки, наверное, мужа – с сыном у Изиды другая история). Невпопад вспоминается сразу, что вторым браком Ахматова была за египтологом (но памятник не про это и не про этого мужа), а в конце жизни переводила поэзию Древнего Египта (и, как рассказывают, часть работы уступала как раз сыну), есть среди переведенных текстов и «Плач Исиды по Осирису»… «Небо смешалось с землей. Тень легла на землю. / Сердце мое горит от злой разлуки…»
Побочные смыслы проявляются один за другим, начинают взаимодействовать друг с другом, то путаясь, то грозя резонансом… Так что оставим в стороне еще один мотив решения монумента – «жену Лота, оглянувшуюся и застывшую, как соляной столп»… И так уже перебор.
Но вот Нил и Нева… А действительно, на какой еще реке с ее рукавами было бы столько сфинксов? В Петербурге их больше десятка, включая двух поистине настоящих, египетских, из Фив…
Розанов называл Волгу русским Нилом.
Тогда Нева – это тень Нила.
Зачем глядит Ахматова на тот берег, понятно. Это касается того «тогда», распространяющегося метафорой на непреходящее «сейчас». Но если взять «здесь и сейчас» в самом что ни на есть конкретном смысле, что же она сейчас там видит, что ищет глазами?
Дело не только в муже и сыне, заключенных в Кресты – тогда. Дело и в том еще, что там, в Крестах – сейчас – обретается ее двойник. Самый настоящий двойник. Причем – и именно сейчас – он там пребывает отнюдь не метафорически, а совершенно буквально.