Он снова поцеловал ладонь и показал в ту сторону.
— Иисус Христос, Хэнни! Ты что, не понимаешь? Если нас найдут здесь, нам будет плохо. Мы должны сейчас спрятаться здесь, пока не наступит отлив. И тогда никто не узнает, что мы здесь были. Дай мне винтовку. Я буду караулить.
Хэнни отвернулся и прижал винтовку к груди.
— Хэнни, отдай.
Он покачал головой.
— Я не могу доверить ее тебе. Ты повредишь себе что-нибудь. Отдай винтовку.
Брат повернулся ко мне спиной. Я схватил его за руку и выкрутил ее. Он дернул руку и с легкостью освободился, пихнув меня на землю.
Хэнни помедлил мгновение, а потом замахнулся на меня прикладом винтовки, и, когда я поднял руку, чтобы защититься, он жестко схватил меня за запястье.
На лице Хэнни мелькнуло беспокойство, когда он понял, что мне больно, но он тут же повернулся и зашагал через вереск.
Я позвал брата. Он больше не обращал на меня внимания. Я надел промокшую насквозь куртку и пошел за ним, спотыкаясь о длинные переплетенные стебли травы и оступаясь в торфяных вымоинах. Я схватил Хэнни за рукав, но он отмахнулся и продолжал идти дальше, непреклонный, сосредоточенный, таким я никогда раньше его не видел.
С моря наступал плотный туман, и я предположил, что Хэнни побоится двигаться дальше. Но, несмотря на сгущающуюся серую мглу и воцарившуюся в этом месте тишину, Хэнни продолжал свой путь, делая широкие шаги, перепрыгивая через болотца и лужи, пока наконец не показались развалины старой фермы или амбара — уже невозможно было определить, что раньше стояло на этом месте. Остались только прямоугольник разрушенных стен, внутри валялись камни и черепица от крыши. Возможно, когда-то здесь жили люди. Они питались тем, что выбрасывало море. Молились в часовне. И пытались «приколоть» Бога к острову, как кто-то приколол булавками бабочек в нашей комнате в «Якоре».
Помимо звука шагов Хэнни, быстро шагающего через развалины, я различил еще какие-то звуки. Это были чьи-то голоса, срывающиеся на крик. Я попытался остановить Хэнни, чтобы получше все расслышать, в конце концов мне пришлось подставить ему подножку. Он растянулся на мокрой земле, винтовка грохнулась и откатилась в сторону.
Он встал на четвереньки, чтобы поднять винтовку, и сел на камень — я хотел счистить с нее грязь.
Я приложил палец к губам, и Хэнни замер, глядя на меня и задыхаясь от гнева.
— Слушай, — прошептал я.
Из тумана донесся собачий лай, но трудно было определить, откуда он исходил. Я не сомневался, это была собака Коллиера. Я слышал тот же самый хриплый лай, который разносился около «Якоря», там, куда овца повела своего ягненка покормиться молодой травой.