Интересно, помнил ли Хэнни что-нибудь об этом? Он, как-никак, помнил берег, и мы всегда продолжали наши игры с того места, на котором остановились, когда уезжали, причем совершенно неважно, как давно это было. Возможно, когда мы спустимся к берегу, брат снова захочет играть в войну. Ему это никогда не надоедало, хотя я понятия не имел, что это для него означало. То есть у него не могло быть никакого понимания смысла войны, или смелости, или самопожертвования. Я думаю, дело просто в возбуждении от игры. Мы штурмовали дюны с деревянными пулеметами — и побеждали, всегда побеждали.
Подъехав к «Якорю», мы увидели припаркованный на газоне «лендровер». Он был помятый, грязный, на дверцах белой краской были грубо намалеваны кресты. На таком, наверно, переправляли людей через Сомму.
— А, он здесь, — сказала миссис Белдербосс, глядя в окно. — Все такой же, как и всегда.
— Кто? — спросила мисс Банс, вытянув шею, чтобы лучше видеть со своего места.
— Клемент, — ответила миссис Белдербосс.
Мисс Банс разглядывала крупного человека, который стоял у входа. Рядом с ним была женщина раза в два его меньше. На лице мисс Банс отразилось беспокойство, которое не осталось незамеченным миссис Белдербосс.
— О, он вас не побеспокоит, — сказала она. — Он просто немножко… ну, вы понимаете. Улыбнитесь ему, это поможет.
— А кто эта дама?
Миссис Белдербосс повернулась к мисс Банс:
— Это его мать. Слепая, как летучая мышь, бедняжка.
— Но она носит очки, — заметила мисс Банс.
Миссис Белдербосс рассмеялась:
— Ну да, я знаю. Стреляная птица, что тут скажешь.
Клемент смотрел, как мы вылезаем из фургона. Отец Бернард помахал ему, но он продолжал настороженно смотреть на нас, как и его мать.
Про Клемента ходили недобрые слухи, как это всегда бывает, когда человек живет тихо и обособленно, но общее мнение склонялось к тому, что его можно было не бояться. И хотя свиная ферма, которую они держали с матерью, была заброшенной и обветшалой, затерявшейся среди продуваемых ветрами полей к югу от «Якоря», я был убежден, что она была в таком жалком состоянии не от нерадивости. По общему признанию, мать Клемента нуждалась в неменьшей заботе, чем свиньи.
Бедный Клемент! На мой взгляд, он был сродни ломовой лошади, как по телосложению, так и по характеру. Неуклюжий. Трудолюбивый. С почтительно опущенной головой. Гарантированно, до абсурда надежный.
Сын чучельника, сидя в Каулуне[4], вряд ли мог получить сведения о прошлом Клемента, но он, тем не менее, платил ему, в полной уверенности, что у Клемента не хватит мозгов, чтобы надувать его.