Выбравшись из фургона, все принялись потягиваться. Мисс Банс застегнула доверху пальто и обхватила себя руками, прохаживаясь взад-вперед, чтобы согреться. Дэвид в это время вынес ее чемоданы. Мистер Белдербосс с трудом спускался по металлическим ступенькам, Родитель вытащил его багаж, а миссис Белдербосс мельтешила вокруг него, как мотылек.
Отец Бернард надел куртку, застегнул молнию до горла и направился к Клементу, приглашая нас следовать за ним.
При нашем приближении на лице Клемента отразилось смущение.
— А где тот другой старикан?
— Простите?
— Ну, священник.
— Отец Уилфрид? Вам никто не говорил? Он скончался.
— Умер, что ли?
— Увы!
— Как так?
Отец Бернард оглянулся на нас и сказал:
— Я — отец МакГилл, если это поможет.
— Вы священник и все такое?
— Грешен. — Отец Бернард улыбнулся, и Клемент с облегчением пожал ему руку.
Секунду помолчав, отец Бернард посмотрел на мать Клемента в ожидании, что его представят.
— Мать, — вздохнул Клемент.
Старуха встрепенулась и протянула руку.
Отец Бернард пожал ее:
— Рад с вами познакомиться.
Старуха не ответила.
— Иди и подожди в фургоне, — сказал Клемент.
Старуха не шевелилась.
— Я сказал, подожди в фургоне.
Клемент легонько подтолкнул мать, и она пошла в нашу сторону, опираясь на палку. Мы расступились, образовав клин, и старуха, проходя мимо нас, подняла очки и посмотрела на меня молочно-серыми глазами, блестящими, как брюхо слизня.
— Не желаете войти в дом? — спросил Клемент.
— Хорошо бы. Тут сыровато, однако, — заметил отец Бернард.
— Хотя грачи утверждают, что будет хорошее лето.
— Как это?
Клемент показал в сторону рощи за домом, где несколько десятков птиц кружились над гнездами, то влетая в них, то вылетая.
— Вьют гнезда прямо на верхушках деревьев в этом году, — сказал он.
— Так это хорошо, — улыбнулся отец Бернард.
— Да, но так не положено, — пробормотал Клемент.
Он свернул на дорожку, ведущую через подобие аллеи из яблонь, все еще по-зимнему голых, с покрытыми грибком ветвями, к входу. На земле чернели полусгнившие яблоки, также зараженные грибком. Было что-то очень печальное в этих деревьях, подумал я, в том, как послушно они приносят урожай каждое лето только для того, чтобы, никому не нужный, он почернел и сгнил на земле.
Все движения Клемента были медленными, неловкими, и ему потребовалась целая вечность, чтобы найти нужный ключ. Как только дверь была открыта, Мать протолкнулась вперед и повела всех через прихожую, где, как и прежде, пахло сигарами и жжеными спичками, а в воздухе ощущался какой-то плотный, прямо-таки осязаемый холод.