Он засмеялся.
— Я помню, — сказал он.
Но я подумал, что он вряд ли помнит. Иногда нам кажется, что мы что-то помним, а на самом деле нам об этом рассказывали родители.
— Со временем из этого вырастаешь, — заметил он.
— Из важных вопросов? — спросил я.
Мой сын покачал головой и подул на чай.
— Из ожидания ответов, — проговорил он.
Мы вернулись в отделение.
Мы сидели по бокам его кровати и смотрели, как он спит.
Откуда-то исходил свет, свет больничной дежурной лампочки, столь же неизбежный, как лунный свет, и я мог видеть лицо Кена под кислородной маской, прижатой к его рту, и как удерживающие ее тесемки врезаются в мякоть его щек.
Он лежал в послеоперационной палате вместе с одиннадцатью другими мужчинами. Мы слышали, как они стонут и поворачиваются во сне. Иногда раздавались резкий треск электрического звонка для вызова медсестры, и голоса нянечек — успокаивающие, подбадривающие, бесконечно настоящие. Они делали все, что могли.
— Ему осталось недолго? — спросил Пэт.
— Это заканчивается одинаково, — ответили. — Ты ведь знаешь. Люди говорят о храбрости, когда кто-то борется с болезнью. — Я тряхнул головой. — В самом конце это бессмысленно. Жизнь сжимается до той точки, где царит только боль, и храбрость здесь уже не нужна.
Пэт чуть заметно улыбнулся.
— Если бы дело было только в храбрости, — проговорил он, — он встал бы с этой постели и ушел бы отсюда сегодня же ночью.
Я наблюдал за тем, как мой сын смотрит на лицо старика, и думал о том, что понимаю, о чем он размышляет. Несмотря на кислородную маску, воздуха, вдуваемого в истомленные легкие, было недостаточно. Грудь Кена поднималась и опускалась в его беспокойном сне, дыхание было хриплым и мучительным. Недостаточно воздуха. Воздуха больше никогда не будет достаточно. Это было все равно что смотреть на тонущего.
Никто ничего не может сделать, с горечью подумал я. Я позвонил его детям, оставив сообщения на автоответчиках. Синг Рана ушел домой и вернется утром. Все, что мы могли, — это сидеть и ждать конца.
Приветливый врач-китаец вселил в нас надежду, сказав, что сделает так, что ему будет более комфортно. Но это означало всего лишь всадить в него хорошую дозу опиатов, чтобы убить боль. Пока боль не убила его. Его лицо уже сейчас было бледным от морфинов, как у призрака.
Кен простонал во сне. Пэт потянулся к нему и взял старика за руки. Кен поворочался и затих, перестав стонать. Пэт продолжал держать его руки. Похоже, это успокаивало умирающего.
Мальчик держал руку старика.
— Я останусь с тобой, — сказал он.
Значит, я ошибался.