Я горько рассмеялся:
— А то, что они не дают пронести на борт маникюрные ножницы, мотивируя это тем, что ты проберешься в кабину пилотов и быстренько сделаешь летчику педикюр?
Марти захохотал, потешаясь над идиотизмом этого вшивого современного мира.
— Они не дают пронести на борт маникюрные ножницы, зато втюхают тебе бутылку бормотухи в дьюти-фри — и никто и глазом не моргнет.
— А ты бы предпочел, чтобы тебя чем зарезали? — поинтересовался я. — Изящными маникюрными ножницами или отбитым горлышком от бутылки «Джонни Уокер блю лейбл»?
— Дай-ка подумать. — Марти принял глубокомысленный вид, раскачиваясь на стуле. — Может, стоит записать? Мне нравится и то и другое.
— И так вспомнишь, — утешил я.
Марти окинул взглядом коридор. Джош ушел домой. Звукооператоры тоже ушли. Но сквозь большое стеклянное окно мы увидели, что нас разглядывает какой-то молодой парень в очках. У него была прическа в стиле рокабилли, и волосы стояли, как плавник акулы.
Я его не узнал. Это и есть Би-би-си. Здесь всегда полно юных выпускников Оксфорда и Кембриджа, стоящих в очереди, чтобы принести нам сосиску в тесте.
— Хочешь стакан чая? — спросил Марти и указал парню на киоск, изобразив скрещенными руками букву «т»[10].
Парень в очках и с акульей челкой продолжал смотреть на нас. Марти нетерпеливо ударил верхушкой буквы «т» о ее ножку. Болван по ту сторону стекла слабо улыбнулся, покачав головой. Он поднял руку — пожалуйста, подождите, о великий, — и проник к нам. Его щеки полыхали румянцем.
— Короче, жирный урод, — рявкнул ему Марти, вскинув ноги на стол. — Ты уже не в лодке на реке Кэм. И не на лужайке вместе с хулиганами из «Буллингдон клаб», попивая «Болянже». — Марти окончил общеобразовательную школу в Кройдоне. — Это реальный мир. Два чая, и побыстрее.
Парень рассмеялся.
— Мне ужасно жаль, — сказал он.
Они все были аристократы. И даже те, кто не был аристократом, подделывались под них.
— Мне следовало представиться, но я не хотел прерывать ваше редакционное совещание.
Он посмотрел на меня так, словно был в затруднении.
— Блант, — сказал он. — Джайлз Блант. Ревизор редакционного совета.
Я пожал ему руку. Она была мягкой и влажной, словно река Кэм. Марти даже не пошевелился.
— И что? — спросил он, и его лицо окаменело. — Причудливый титул делает вас неспособным принести таланту чашку чая?
Воцарилась мертвая тишина. И тут Марти расхохотался. Мы с Блантом тоже улыбнулись, радуясь услышать что-то, нарушающее эту ужасную тишину.
— Вот так и снимают напряжение. — Смеясь, Марти встал и протянул руку.
Он мог расположить к себе любого, если было нужно.