Очутившись здесь, Кестрел уже не была уверена, что хочет по-настоящему быть ближе к нему. Пульс девушки скакал галопом.
— Мне и здесь хорошо.
— А мне вот не очень.
— Если я тебя смущаю, почему бы тебе не уйти?
Арин вновь рассмеялся.
— Ох, нет. Благодарю. Держи. — Он толкнул к ней бокал через стол. Оставшаяся жидкость заплескалась, но не пролилась. Кестрел присела. Ей было любопытно, какова кровь листьев на вкус? — Возможно, тебе захочется только пригубить.
— Это не вино.
— Определенно нет.
— Что это?
— Восточный ликёр. Рошар угостил. Он сказал, что если я выпью его достаточно, то по вкусу он начнет напоминать сахар. Подозреваю, что он меня разыграл.
— Но ты много не пьешь.
Кестрел не столько увидела, а скорее почувствовала, как Арин удивился.
— Из всех вещей ты помнишь именно это.
Она вспомнила не только это, когда пыталась уснуть. И пришла, чтобы расспросить его о воспоминаниях, но слова застряли в горле. Поэтому Кестрел окинула его оценивающим взглядом и произнесла:
— По-моему, ты довольно ясно мыслишь.
— Рано говорить. Однако, не знаю. Этот разговор очень похож на наваждение.
Кестрел повертела бокал.
— Я хочу кое в чём разобраться.
— Спроси.
Она ещё была не готова поделиться тем, что вспомнила. Девушка поставила бокал на стол.
— Что ты сказал королеве?
— Я рассказал Инише о тебе.
— Что именно?
Он помедлил.
— Мне страшно признаться.
— Я хочу знать.
— Ты можешь уйти.
— Я не уйду.
Он помолчал.
— Даю слово, — пообещала она.
— Я сказал ей, что принадлежу тебе и никому другому. И извинился.
Сама того не желая, Кестрел испытала удовольствие… и ревность. Его слова пробудили в ней желание уйти. Она чувствовала свою принадлежность ему. Это вызывало такое недоумение, потому что Кестрел не знала его, по-настоящему, а он был знаком с обеими её половинками, которые она никак не могла собрать воедино.
Арин ждал, что она скажет. Он был таким неподвижным. Она поняла, что он задержал дыхание.
— Это политическое самоубийство, — вымолвила она.
Арин чуть улыбнулся.
— И что она ответила?
— Она сказала: «Ты переоцениваешь свою значимость».
— И поэтому ты пьешь?
— Кестрел, ты знаешь, почему я пью.
Она посмотрела в тёмные углы комнаты. Когда девушка разговаривала с ним, у неё в груди будто расцветали бутоны, а потом вдруг наглухо закрывались. И пытались вновь распуститься. И в этих попытках уничтожали себя.
— Почему ты зовешь её Иниша? — произнесла она тихим голосом. — Её не так зовут.
— Это… сокращенное имя. — Повисшая пауза навела Кестрел на мысль о том, что он про себя перевел дакранское имя, прежде чем произнести его вслух, но он также (по тому, как он интерпретировал её вопрос) признал, что тем самым выставил напоказ близость между ним и королевой. — Если бы я знал правду о тебе, то между нами никогда ничего бы не было. Я должен был знать. До сих пор не могу себе простить, что ничего не знал. Словно… вчера в саду ты спросила меня, использовал ли я её в политических целях. Нет. Я использовал её, чтобы забыть тебя. Тебе, наверное, не нужно этого знать. Это отвратительно. Но я должен рассказать, сколько можно скрывать. Ещё немного и я сломаюсь.