— Мой дорогой, — взяв под руку Павла Петровича, просто сказал Гумбольдт. — Вы совершили чудо. Да, да, чудо! Господин Ахте подарил мне ваш клинок. Это настоящий булат! Я буду писать об этом Егору Францевичу Канкрину…
По телу Аносова пробежало тепло, он хотел рассказать собеседнику об опыте, но в эту минуту раздались звуки оркестра, и Гумбольдт, бережно взяв за руку Татьяну Васильевну, увлек ее на середину зала. Павел Петрович заметил, какой неподдельной радостью засияло лицо жены, как легко и плавно она заскользила по паркету.
Подошел Ахте и крепко пожал Аносову руку:
— Успех, большой успех у вас, сударь! Ваши опыты одобрил сам Гумбольдт!
— Я очень благодарен вам, Адольф Андреевич, искренне благодарен! взволнованно сказал Аносов. — Мне приятно, что я полезен заводу…
Неожиданно к Ахте подбежала дочь и увлекла его в сторону. Павел Петрович почувствовал себя неловко и решил пройтись в танце. Глазами он обежал зал и вдруг по-мальчишески покраснел. Прямо перед ним сидела Эльза Каймер и пристально смотрела на него.
«Боже мой, как она изменилась: потолстела, стала рыхлой! — с жалостью подумал инженер. — Потускнели и голубые глаза!»
Не пригласить ее на кадриль было неудобно; он подошел к ней и учтиво поклонился. Она обрадовалась, крепко сжала его руку и зашептала:
— Данке, данке, Павлуша…
Несмотря на тучность, Эльза танцевала легко. Аносову вспомнилось былое.
— Вы всё такая же хорошая хозяйка? — чтобы сказать ей что-нибудь приятное, вымолвил он.
— О да! — кивнула она. — Но мой отец становится всё больше нетерпим. Он всё время недоволен. О, как он не любит вас!
— Вы очень откровенны, Эльза! — улыбаясь, сказал Аносов.
— Я вас всегда уважала. Вы честный человек и умеете много трудиться и мало говорить… Однако я очень устала, — тяжело дыша, сказала она и снова крепко пожала ему руку. — Данке, Павлуша… У меня так сильно болит сердце, может скоро умру…
Ему стало до бесконечности жаль эту добродушную девушку. Отведя ее на место, Павел Петрович поклонился ей и сказал с нескрываемой грустью:
— Эльза, вам рано говорить о смерти. Знайте, что у каждого человека свое горе…
Когда смолкла музыка, Гумбольдт церемонно подвел Татьяну Васильевну к Аносову. Нарядно одетые служанки, шумя накрахмаленными юбками, разносили и предлагали гостям прохладительные напитки и конфеты на подносах. Было душно, пахло пудрой, духами. Вокруг Гумбольдта собралась стайка веселых, но назойливых дам.
Татьяна Васильевна взяла мужа под руку и пошла вдоль зала.
— Знаешь, милый, — восхищенно заговорила она: — Гумбольдт настоящий кавалер… Всё же жаль, очень жаль, что он не принц! — с ноткой сожаления закончила молодая женщина…