— Заявляю о своей отставке с поста вице-губернатора. Ты вернулся, и я возвращаю тебе твою должность. Я только временно замещал тебя.
Янош Гёргей прочитал заявление до конца, а затем разорвал его на несколько частей.
— Спасибо, брат, но я больше не собираюсь вмешиваться в дела нынешнего мира. Не хватало еще, чтобы я помогал императору выколачивать налоги, закрывать лютеранские церкви и тому подобное. Нет, лучше уж я поселюсь в Топорце и буду вести тихую жизнь. Точка.
Мария нежно склонила голову на его плечо.
— Да благословит господь твое намерение, милый мой супруг. Аминь! — благодарно и ласково промолвила она.
— И что же ты собираешься делать в Топорце? — допытывался у брата Пал Гёргей.
— Сажать деревья.
— На это уйдет один день в году.
— Уничтожать на них гусениц.
— Еще несколько дней. А остальные триста? Чем ты заполнишь их?
— Буду ждать, — задумчиво проговорил Янош, — пока подрастет мальчик.
— О, мальчик наш быстро растет! — вставила Мария Гёргей. — Я совсем забыла сказать тебе, что как раз в пятницу, когда тебя схватили, я получила от него письмо.
— Письмо? — удивился Янош Гёргей. — О каком мальчике ты говоришь?
— О каком же еще — о нашем Дюри, конечно! Пишет, что оба костюма ему уже малы. Я думаю, не купить ли нам в Лёче несколько локтей сукна для мальчика. Оно здесь кстати и дешевле, чем у нас в Кешмарке.
— Ах, да! Конечно, — сообразил Янош, и в голосе его зазвучали нотки отцовской нежности. — Ты все о Дюри думаешь. А я, глупец, даже и не вспомнил о нем.
— О каком же еще мальчике ты упомянул? Глаза Яноша засверкали.
— О приемном сыне Тёкёли, о маленьком Ракоци! *
Незаметно для брата Пал Гёргей переглянулся с невесткой и сквозь зубы процедил:
— Неисправим!
Янош Гёргей, хоть и не сознавался в этом, рад был императорской грамоте о помиловании. Недаром же он вдруг заторопился домой. Сразу же там нашлось у него множество неотложных дел, и Пал Гёргей только головой покачивал: «А что, если бы тебе пришлось отсиживаться у меня всю зиму?»
Марии тоже хотелось поскорее отправиться домой, и вдвоем супруги придумали такую тьму предлогов, что удержать ни того, ни другого было просто невозможно, — сразу же после обеда они укатили.
Когда Янош с женой уже сидели в санках, Пал Гёргей еще раз повторил свое предложение:
— Подумай, брат, и если появится у тебя желание снова сесть в вице-губернаторское кресло, — только знак подай.
— Ах, к черту эти твои планы! — сердито отмахнулся Янош, чтобы за напускным гневом скрыть, как его растрогала заботливость брата. — Вице-губернаторское кресло я сам тебе отдал, можешь его не возвращать. А уж если хочешь сделать нам что-нибудь по-настоящему приятное, верни то, что ты у нас отнял.