Проснувшись утром второго одинокого дня от всех этих вопросов, я готовилась провести его в той же тоске и совершенно точно никого не ждала.
Но когда после настойчивого троекратного стука я открыла дверь, я не сомневалась ни секунды. Конечно, это могла быть только Аида. Я узнала молодую женщину с бесконечных лент семейных фотографий, которые Амади прокручивал на телефоне в минуты скуки: точеные черты, высокомерный взгляд, тонкий нос и губы – сочетание благородного, хищного и опасного.
Чего я не знала – это того, что она вот так сразу, без предупреждения, будет меня ненавидеть.
Не поздоровавшись, сестра Амади прошла в комнату, задев меня плечом, и картинно присела на диван. Вся она состояла из резких, четких линий, порывов, штрихов. Широкая золотая полоска ободка на голове, волосы до талии вытянуты утюжком, много карандаша для губ, для глаз, стрелки и подчеркнутые румянами скулы. Степень прилегания ее платья на местном жаргоне называлась «чупа-чупс», и я уже знала, что мне такое надевать ни в коем случае нельзя. Но местные девушки находились под защитой традиций – и пока их платья были платьями, а не брюками, они могли сколько угодно тесно обтягивать бедра и ребра своих владелиц, лестно и нелестно, – впрочем, в случае Аиды как раз было лестно. Вызывающая напряженность, манерность ее позы показывали, что эффектным появлением она довольна.
– Аида, – представилась гостья.
– Я знаю, – ответила я, придвигая кресло так, чтобы сесть напротив нее, – а я…
– Я тоже знаю, – отрезала она. – Дальше что?
Я растерялась. Я не знала, что дальше, потому что я не знала – что сейчас. Приблизительно половину моих предложений она перебила на середине, а большую часть своих фраз уместила в три-четыре слова. Знай я, что его сестра придет ко мне в гости, я бы поинтересовалась у Амади, всегда ли она говорит такими короткими фразами, или это лишь оттого, что ей сложно говорить со мной. Но я уже понимала, что мы никогда, никогда не поладим хотя бы потому, что она ненавидела меня еще до того, как я появилась.
Через пять минут принужденного разговора она поднялась.
– Мы идем гулять.
– Мы? – переспросила я.
– Да, мы.
Я не стала спорить, взяла со стола сумочку и шагнула к двери. Но Аида резко остановила меня, схватив за руку. Сомнений, в чем дело, не было. Этот спор был неизбежен.
– Надень платок.
Подавив вздох, я повернулась к ней и ответила коротко, ей в тон, но чуть смягчая резкие интонации:
– Не буду.
В ответ она отбросила мою руку и отступила на шаг.
– Я сказала, надень. Перестань позорить моего брата.