3 сентября, 23 ч. 40 мин., Монастырь Св. Мартына, келья № 6.
Тепло, которое накапливается под одеялом, — совсем не то, что пляжная жара. Оно своё, оно родное… Можно лежать вот так и ни о чём не думать — только смотреть вон на ту звезду, которая за окном. Хотя не звезда это, а планета, но какая разница… Скоро придёт сон без сновидений, и только ради этого стоило бы здесь остаться. Здесь или в Беловодье, куда отец Фрол всё-таки упорно хочет его сплавить. Настоятеля, наверное, понять можно, только к чему старанья… Интересно, какой пользы он хочет добиться от отставного поручика без определённых занятий и места жительства? Странно — нет никакой связи между тем, что говорит этот настоятель, и тем, что при этом чувствуешь. Значит, смысл сказанного заложен не в словах и даже не между ними. И ещё — уходя, он явственно ощущал спиной взгляд его невидящих глаз. Взгляд, который чует спина, — это всегда угроза, знак опасности, сигнал быть настороже. Так было всегда — и в приюте, и в кадетском корпусе, и в юнкерском училище, и там — в Сиаре, на Бандоро-Ико, особенно в Шао-Лю, где любая чашка чая, поданная с поклоном узкоглазой служанкой, могла стать последней. Яд — любимое оружие хуннов. Стоп! Не стоит зарываться так глубоко в воспоминания. Есть тепло под одеялом, и жёсткая монастырская лежанка надёжно прикрывает спину от дурных взглядов, и звезда сияет за окном, далёкая и безопасная. А если судьба и готовит перемены, то всё равно заведут они не дальше смерти.
В коридоре раздались осторожные шаги, а потом кто-то застенчиво постучался в дверь. Что сказать? Да-да? Не заперто? И так все знают, что не заперто. Тут ни на одной двери нет ни замков, ни засовов. Братьям нечего скрывать друг от друга, и перед тем как войти, здесь вообще не принято стучаться.
Стук повторился, на этот раз громче, но Онисим только шумно вздохнул в ответ. Дверь медленно приоткрылась, и в келью вплыла свеча на подставке, похожей на лодочку с ручкой.
— Спишь? Эй, Онисим… — Это был рыжий брат Ипат, и чего только ему не спится. Может, зарезать пришёл ближнего своего. Хотя нет — смиренным инокам не полагается прикасаться к оружию без особого благословения от большого начальства. Тогда, наверное, задушить…
— Онисим.
— Чего тебе?
— Ты, помнится, как-то интересовался монастырским единоборием…
Вот оно что. Значит, решено-таки взбодрить незваного, но почему-то дорогого гостя любой ценой. Не мытьём, так катаньем выдрать из скорлупы — как морской енот ленивую устрицу.
— И что?
— Да так… За неустанною прополкой огурцов форму теряю, — пожаловался Ипат. — И соперника тут нет достойного, чтоб размяться иной раз. Не поможешь?