— Зито деспот! (Многие лета повелителю!)
— Да сохранит тебя Панагия Феотоку![52]
— Слава севасту! Слава Катерино!
Рядом с князем стояла его дочь, княжна Екатерина, высокая, стройная девушка двадцати лет. За нею, чуть поодаль боярин Беклемишев, а слева от князя Никита Чурилов.
Князь поднял руку, призывая к тишине. Шум мгновенно стих, и Исайя заговорил:
— Люди мои! Поздравляю вас со святым и пребольшим праздником нашим. Придет время, и все мы предстанем перед господом богом и судом его праведным, там все мы станем равными и будем равно отвечать за деяния свои. Пусть жизнь наша будет безгрешной, мы должны проводить ее в труде и послушании, свято хранить верность православной церкви, и да помилует нас пресвятая Деспина![53] Сегодня в нашем граде гостят люди из дальней Московской земли, они приехали от царя Иоанна, они такие же православные, как и мы с вами. Прошу почитать их так же, как и мою семью.
— Слава гостям московским! Слава другам православным! — раздалось в толпе.
Исайя сделал несколько шагов, народ расступился перед ним, образуя широкий проход, по которому проследовали за князем его дочь и два русских гостя.
Во дворце князя гостям был предложен предобеденный отдых. Боярина Беклемишева и Никиту Чурилова положили в одну спаленку, Хозю Кокоса и Шомельку — в другую.
Никита Беклемишев, не раздеваясь, присел к окну и, подперев щеки руками, облокотился на подоконник. Он долго молча смотрел на улицу.
— О чем закручинился, Никитушка? — душевно спросил его Чурилов.
— Вспомнилась Настасья моя, царство ей небесное, и грустно стало мне.
— Слышал я, что овдовел ты, а как — не сказывали. Ведь Настя молода была и вроде не больна?
— Беда постигла меня, Афанасьевич. Пошла она купаться на Москву-реку, да и не вернулась боле. Даже тела не нашли, и похоронить ее по-православному не пришлось. Второй год один живу, один как перст. Заживать па сердце рана начала, а вот здесь увидел дочь княжескую, как ножом кто-то по душе полоснул. Схожа она на мою Настасьюшку, такая же смуглая, задумчивая и, я думаю, добрая. Ежели просватают ее за нашего княжича — счастлив будет.
— А ты сам не думаешь сударушку заводить? Что содеялось — не вернуть. Не век бобылем жить. Ведь годы твои молоды. Поди, и тридцати нет?
— Тридцать третье лето пошло.
— Ну вот, видишь. Смотри да приглядывайся.
— Лучше Настасьюшки мне не найти. Вот если бы еще одну такую Катерину встретить…
— Неужто полюбилась?
— Говорю — на Настю мою похожа…
— Свет велик, Никита Василич, — найдешь по душе. А про Катерину забудь — не тебе она намечена. Про сватанье князю говорил ай нет?