Тётка в бусах указала пухлым пальцем на невысокую кушетку, накрытую фиолетовым полотенцем. Марина влезла на снаряд спиной вперёд, что есть сил стискивая бёдра. Сцепленные замком руки сами собой прикрыли лобок.
– Ну, давайте, начнём, – по-хозяйски сообщила тётка. – Сегодня у нас курс длительного рисунка. Это означает, что в отличие от прошлого занятия, когда модель меняла позу каждые три-четыре минуты, в этот раз она будет неподвижной на протяжении всего занятия.
Тётка повернулась к Марине.
– Как вы видите, сегодня у нас модель – женщина, её зовут Марина…
Марине послышалось: «модель женщины» и она удивлённо и настороженно посмотрела на тётку. Та, поймав её взгляд, наклонилась:
– Что-то не так?
– Нет, всё нормально, – мотнула головой Марина.
– Тогда, давайте-ка, я вас творчески разложу, – сказала она тихо, и принялась раскорячивать Марину на кушетке.
Задеревеневшая «модель женщины» не поддавалась.
– Спокойно, матушка, расслабьтесь, – ещё тише прошипела тётка, разгибая Маринины конечности.
Наконец, под действием уговоров и пухлых ладошек, Маринино тело приняло позу Иды Рубинштейн с портрета Серова, только развёрнутую к зрителю лицом.
– Вот так, – довольно произнесла тётка и накрыла оставшуюся незанятой Мариной часть кушетки фиолетовой тряпкой. – Представьте себя статуей, и всё будет хорошо.
Затем повернулась к аудитории, предоставив Марине на обозрение свой феноменальных размеров зад, подчёркнутый узкими клетчатыми брюками.
«С такой жопой – и носить штаны в обтяжку, – усмехнулась по себя Марина, – это надо быть очень смелой женщиной, или путать успокоительное с таблетками для похудения…»
– Приступайте к рисунку, – сказала смелая женщина, убрав, наконец, седалище из поля Марининого зрения. – Напоминаю, у нас с вами полтора часа с одним перерывом минут на десять, не больше. Потом нас отсюда со скандалом выгонят. Поехали!
Помещение наполнил знакомый Марине с детства шуршащий звук. Ох, как же это было давно! В прошлом веке, в прошлой жизни, на другой планете… Марина прошлась глазами по аудитории. К её удивлению здесь находились представители почти всех возрастов обоих полов. Больше молодых людей, конечно. Самым старым был, кажется, дед справа в углу, пускавший солнечные зайчики вспотевшей от напряжения лысиной.
Все присутствующие смотрели на Марину более или менее спокойно, кроме этого самого деда, который взирал на Маринины телеса с каким-то мрачным исступлением. Марине вспомнилась лекция по философии в её родном институте связи, когда незабвенный профессор Ильин, карабкавшийся по чьей-то извилистой мысли, вдруг упёрся именно таким взглядом в голые ляжки Наташки Прошиной, которая сидела на первом ряду в о-о-очень короткой юбке.