По указанному в визитке адресу Марина прибыла с опозданием в пятнадцать минут. Легко вбежала по ступенькам широкой парадной лестницы, растолкала стеклянные двери и влетела в слабоосвещённое фойе. Дальше путь преградил стол с вохрушкой, телевизором и фикусом. В телевизоре юродствовал нечёсаный Малахов.
– Вы куда? – воспрянув ото сна, пробасила вохрушка.
– Я на курсы, – ответила Марина с интонацией опоздавшей школьницы, за что ей сразу стало стыдно.
– Четвёртый этаж, направо, до конца, – возвращаясь к Малахову, бросила вохрушка, – лифт не работает.
Пока Марина скакала по лестничным пролётам, её обмотал знакомый запах – студенчества и праздности. В голову пришла неожиданная мысль:
«Все институты, по большому счёту, пахнут одинаково, – подумала она, – молодостью. Отличаются лишь оттенки, определяемые специализацией…»
Четвёртый этаж. Длинный, длинный темнющий коридор, в конце которого свет. Единственная открытая дверь. Марина просунулась внутрь, выставив вперёд папку, словно щит. Извиниться за опоздание ей не дали.
– Вы – Марина? – спросила крупная тётка в диких бусах.
– Я, – ответила Марина.
– Мы вас заждались!
Тётка взяла Марину под локоть и отволокла в конец аудитории, где стояла сделанная из обшитых ватманами «раскладушек» ширма.
– Слава богу, вы пришли, – прошептала тётка, – а то я уже думала, что самой придётся позировать. Раздеться можно здесь, вещи положить вот сюда…
Марина посмотрела на неё поверх очков.
– …вот, деньги сразу возьмите.
В руке у Марины оказался пухлый конверт с улыбающимся Гагариным. Она снова посмотрела на даму, на этот раз сквозь стёкла, но это не помогло.
– Не буду вам мешать, – сказала тётка и ловко вынырнула из-за ширмы.
В створ между ватманами Марине было видно, что в аудитории находится минимум человек двадцать. И у каждого карандаш!
«Бежать, – пронеслось в голове, – бросить всё и бежать!»
Марина дёрнулась к выходу: до неё дошло, как красиво и элегантно её пробросили.
– Вот скотина! – прошипела Марина достаточно громко, чтобы её услышали.
Повисшая тишина за ширмой это подтвердила.
Послушав тишину несколько секунд, Марина неожиданно для себя успокоилась.
«А почему бы и нет, – сказала она себе, – во-первых, я обещала, а во-вторых, надо же хоть раз побыть на другой стороне баррикад. А в третьих…»
Что в третьих, Марина придумать не смогла, и стала раздеваться.
«Вляпалась в историю – не ной…» – приговаривала она про себя.
Она вышла из-за ширмы размеренной поступью раненого страуса. Взаимоисключающие желания прикрыться и не показать стеснительности привели к тому, что руки её вели себя ещё страннее, чем ноги. Взгляды рисовальщиков хватали Марину за все места так, как не терзал её первый кавалер, которого она допустила до груди.