«Ну, вот и старость… – вспомнилась ему старая шутка, – а где же мудрость?»
Со вторым вопросом было несколько сложнее. Как вышло, что обычный портрет высосал из него так много жизненной энергии, он понял, когда впервые после случившегося взялся за кисти. Первая же попытка отобразить заоконное пространство на листе бумаги окончилась ничем. Михаил несколько часов просидел перед импровизированным мольбертом, ни сделав и мазка. Затем попробовал написать портрет соседа по палате – одного из зловонных дедов – снова ничего не вышло. Не выдержавший ожидания дед встал и ушёл в туалет, а Михаил остался один наедине с белым листом.
Несколько позже он признался себе, что не может более переносить реальность на загрунтованный холст так, чтобы у зрителя отвисала челюсть и вылезали из орбит глаза. Он понял, что растратил на злосчастные портреты весь запас того, что ему было отведено высшими силами, и никогда уже не сможет сделать ничего подобного.
«Я написал то, зачем родился, – сказал сам себе Михаил, глядя в белую бездну, – каждый художник ждёт и боится этого всю жизнь… вот и я дождался…»
Когда неумолимый пасьянс окончательно сложился в его усталой голове, он положил эту самую голову на мятую больничную подушку и попытался заплакать, но у него не получилось.
Странным образом эта история улучшила его отношения со Светланой. Они стали гораздо ближе, и Михаил в какой-то момент подумал, что у них двоих есть какое-то отличное от нуля будущее. Светлана навещала его в больнице почти каждый день, таскала традиционные апельсины и шоколадки, а потом, после выписки, вновь пустила его в осиротевшее семейное ложе.
Она же и подтолкнула Михаила к мысли о направлении его таланта в коммерчески выгодное русло. Видимо понимая, что, положив кисти на полку, Михаил свихнётся окончательно, Светлана познакомила его с одним бизнесменом с Украины (тот, разумеется, говорил, что он из оной), который занимался перепродажей различных произведений искусства. Григорий, так его звали, предложил Михаилу за сравнительно небольшую плату сделать несколько копий картин Кончаловского, Машкова и Кандинского якобы для домашней галереи его приятеля. Михаил нехотя, но выполнил заказ – скопировать эти «шедевры» у него затруднений не вызвало. Заказчик был в восторге и попросил сделать ещё несколько копий.
Достаточно скоро Михаил превратился из раздавленного профессиональным недугом художника в преуспевающего ремесленника. Поначалу ему было стыдно, но со временем это прошло. Он смирился со сложившимся положением дел и добился больших успехов на ниве копиизма. Михаил в совершенстве освоил технику французских импрессионистов и забытых на родине героев русского авангарда – самых популярных художников среди современных «ценителей» живописи.