Сейчас я расскажу вам, что я видел через щели в стене. Казнили в сотне метров от нашего барака, так что я видел все ясно и четко. Вы спросите, откуда я взял силы в свой последний час наблюдать за происходящим? Могу вам сказать, что мой дух, в отличие от других, не был сломлен, благодаря моему пониманию смерти вообще, а не только своей. Мое отношение к жизни и смерти, надеюсь, вам уже хорошо знакомо, и я сейчас не буду повторяться. Может быть. Может быть, это было моим преимуществом перед другими людьми. Может быть, мне было легче смириться с нашей судьбой.
Первыми вывели большую группу евреев, не меньше сотни. Знаю точно, что это были евреи, в лагере я был лично знаком со многими из них. Они шли спокойно, без какого-либо сопротивления. Как будто отправляются в синагогу, а не на смерть. Почему так было, мне трудно объяснить. Возможно, они отличаются от других людей тем, что легче смиряются с судьбой? Эсэсовцы подгоняли их прикладами, заставляя ускорить шаг. Убийцы торопились, у них еще было много работы, их ожидало еще два барака, полных людей, которых следовало истребить. Руки у евреев были связаны за спиной.
Они подошли ближе, и их выстроили на краю вырытой ямы, вернее, длинного рва. В нашем бараке была полная тишина. Кто имел силы смотреть в щели, тот смотрел, кто не мог, тот по-своему проживал последние минуты жизни. Общим для всех нас был ужас на наших лицах. Из нашей тройки связанных вместе я один смотрел на казнь, Милутин и Михайло склонили головы. Кто-то тихо стонал.
Снаружи доносились крики, а внутри – только вздохи. В какое-то мгновенье мне вдруг показалось, что на бруствере я вижу свою мать, как она, вся в черном, с узелком в руках, приближается к открытым могилам. Заглядывает в них, словно ищет кого-то, может быть меня, своего сына? Я чуть было не позвал: «О, мама, милая моя!» Но тут же пришел в себя, вспомнив, где я нахожусь. И вдруг кто-то в бараке закричал: «Мама, мама! Помоги мне!!!» Это был молодой Райко Шипетич, ему было не больше восемнадцати лет. Обезумев, он рвался в сторону от Странна Оцоколича, с которым был связан. Райко словно разбудил других, они начали кричать:
– Люди! Давайте кричать!
– Давайте орать!
– Давайте причитать!
– Давайте петь наши лучшие песни!!!
– Все лучше, чем вот так молчать.
Но все это кричали только два человека: Велько Пайович и Десимир Новакович. Остальные, в глубине своего отчаяния, их даже не слышали. Я тоже слушал эти выкрики молча. Я видел перед собой людей, которые неузнаваемо изменились за одну ночь. Одни полностью поседели, у других исказились лица, у кого-то тряслись руки и головы, некоторые что-то неслышно шептали, может быть, молитву. Как раз это вызвало во мне желание в последний раз помолиться с обреченными людьми. Но я тут же понял, что этот момент еще не наступил, сначала должны были перестрелять евреев, затем барак рядом с нашим, только тогда наступит наша очередь.