Но все же я готов был внять их просьбам. Тут же велел Янко Поповичу прийти ко мне. Меньше чем через час он был в церкви. Увидев троих незнакомцев в крестьянской одежде, он замер в изумлении. Я быстро ему все объяснил и попросил взять к себе двоих, а поручика я решил спрятать в своем скромном доме. Янко, как только узнал, что речь идет о том, кто пощадил его от пожара, безропотно согласился.
В тот же день он отвел взводных в полевой домик на винограднике, расположенном на Вуковичевом холме далеко от села, куда болгары обычно не заглядывали. Поручик Самарджиев жил у меня, не выходя из дома. Как раз было время Успенского поста, и он постился вместе со мной. Поручик спал в комнате, а я в прихожей. По ночам я просыпался и размышлял. Я понимал, что болгары будут искать дезертиров и найдут их любой ценой. Я выходил наружу и осматривал окрестности. Вздрагивал от шуршания ящерицы в сухой траве и шороха крыльев ночных птиц на деревьях.
Однажды ночью, когда светила полная луна, я задержался под старой грушей возле дома. Я смотрел в сторону Негришор, где бушевало пламя. В этот момент раздался какой-то шум в рощице, и передо мной появилась лань, моя старая знакомая. Она подошла ко мне, хромая на заднюю ногу.
Я уже рассказывал вам, доктор, что это благородное животное посещало меня крайне редко, как правило, в переломные моменты в моей жизни и в жизни сербского народа. Так она явилась перед войной с турками в 1912 году, перед нападением Австро-Венгрии в 1914 году, перед моим уходом на фронт, перед смертью моих отца и братьев и накануне оккупации Драгачева болгарами. Но посещала она меня и в прекрасные минуты моей жизни. Приходила перед моим посвящением в сан, перед моей женитьбой и перед реконструкцией храма на Волчьей поляне.
Той ночью она, хромая, почти подбежала ко мне и остановилась. Передним копытом начала рыть землю, глядя мне прямо в глаза, потом тряхнула головой и исчезла в лесу. Я понял, что нечто должно произойти. Я не задумывался, будет это нечто прекрасно или ужасно, в то время, полное опасностей, можно было ожидать только второго.
Сердце забилось, я ждал самого плохого. Я все еще стоял под старой грушей, когда поручик проснулся и присоединился ко мне.
– Не спится, отец?
– Как-то не по себе, – ответил я.
– Я Вас понимаю. В такое время человек не может оставаться спокойным, особенно такой, как вы. Да и мне тревожно.
Я не рассказал ему про лань, такие вещи лучше не рассказывать, да и понял ли бы он? Мы оба стояли над пропастью, но не знали об этом. Я показал рукой на Негришоры, ничего не говоря. Он тоже смотрел и молчал. Слова были нам не нужны. Печать нового преступления светилась в ночном небе Драгачева.