Отстранившись, в попытке выровнять дыхание, я прижался лбом к ее лбу, удерживая ее за шею.
— Лука, пожалуйста, скажи, — умоляла Киса, едва слышно.
Прерывистый вздох, после которого я закрыл глаза и честно ответил:
— Из-за тебя.
Я открыл глаза, и Киса попятилась, не отрывая от меня своего взгляда. Она качала головой, по ее щекам текли слезы.
— Ему надо было обвинить кого-то, и он хотел тебя, Киса-Анна. Он хотел забрать тебя у меня.
— Нет! — Она повернулась ко мне спиной и направилась к ближайшей скале. Она трясла головой, и все что я мог, — это стоять и смотреть на нее, содрогаясь от неизвестности… непонимания, как помочь ей, что сделать, чтобы она почувствовала себя лучше.
Я просто стоял там, онемевший, и наблюдала, как она разваливается. Но когда из ее горла вырвался страдальческий крик, и она упала на колени, мои ноги, казалось, начали двигаться по собственному желанию, я упал позади нее, оборачивая руки вокруг ее хрупкого тела.
— Он… у него проблемы. Он все время обеспокоен голосами в своей голове. Они заставляют его причинять боль людям. Он нуждался во мне, даже тогда, он нуждался во мне, чтобы заглушить их, — прошептала она. — Он всегда был одержим мной. Но я никогда не думала, что… Я не могла себе даже представить, — у Кисы перехватило дыхание, когда она повернулась в моих руках. Я замер, не понимая, что она делает, потому что Киса подползла ко мне на коленях и положила голову на плечо. Я пытался восстановить дыхание, ее действия пробудили во мне что-то теплое, словно ее прикосновения дарили близость, от которой таил лед в моей крови.
Покрасневшими глазами Киса посмотрела на мои татуировки, оставленные в качестве подарка от охранников, выставлявших меня перед дьявольской толпой ГУЛАГа, и тут она выдохнула, и это дуновение напротив моей шеи, послало дрожь по спине.
— Я не могу… Я не могу принять то, что он обвинил тебя, мой прекрасный Лука, мой лучший друг, моя половинка… из-за меня,… потому что он хотел меня…
За ее прерывистым дыханием последовало движение руки, которой она прочертила линию до моего живота:
— То, как он поступил с тобой… так… жестоко, чтобы скрыть ужасную ложь.
Я закрыл глаза, стараясь не слететь с катушек из-за ярости на Дурова и из-за того, что он сделал.
Но когда Киса продолжила, весь самоконтроль полетел к чертям:
— Он ведь даже не дал мне погоревать о тебе. Он просто взял и сделал меня своей собственностью. Мне было всего тринадцать. Но я была его. Мой отец не препятствовал этому, он был раздавлен, а потом через несколько лет от сердечного приступа умерла моя мама. Боль от потери моего брата оказалась для нее слишком тяжелой, она не смогла этого вынести. У папы осталась я, которая теперь была с единственным наследником, — это был лучший выход из сложившейся ужасной ситуации. И я была так напугана тем, что могу потерять всех, кого люблю, поэтому никогда не сопротивлялась ему. На самом деле, я была рада тому, что еще кто-то оставался рядом со мной.