Сопровождавший меня охранник подтолкнул вперед. Затем он расстегнул наручники, схватил меня за шею и швырнул в сторону стола с оружием.
— Выбирай, — потребовал он.
Нервничая, я посмотрел, что было предложено: клинки, топоры, сай, цепочки... и в конце пара серебряных кастетов.
— Выбирай! — надзиратель презрительно усмехнулся. — У нас впереди не весь гребаный день!
Двинувшись вперед, я схватил кастеты, сдвинув их на влажные руки, ощущения металла на коже были странными. Охранник схватил меня за руку и, развернув лицом к толпе, указал на ряд вытатуированных чисел у меня на груди — 818. Взоры десятков глаз были направлен на меня, и деньги начали переходить из рук в руки.
Охранник заставил меня стоять, как животное на шоу. Я оглядел незнакомые лица в толпе, сердце гремело в груди, ладони вспотели, а страх неминуемой смерти почти парализовал ноги. Звук выстрела из пистолета прогремел громко и резко, охранник толкнул меня вперед в восьмиугольник. Мальчик, примерно моего возраста, сжимал топор; его толкали в восьмиугольник с противоположной стороны.
Мои глаза были прикованы к нему. Он был примерно моего роста, но тоньше. Он тоже носил только черные шорты, а на груди было выгравировано число — 591.
Когда он ввалился в клетку, моча стекала по его ногам. Я видел, что он, сжимая топор в правой руке, был в ужасе. Дверца в клетке захлопнулась. Надзиратель стоял под дверью и стучал по прутьям, этот звук напоминал раскаты грома.
— Только один из вас выйдет живым. И это, бл*дь, точно. Нет раундов. Без перерывов. Просто убить.
Мои глаза расширились, когда я понял смысл его слов, но я знал, что мне некуда бежать. Я должен был убить этого мальчика, чтобы выжить.
Мальчик посмотрел на меня: по тому, как он стоял, я знал, что он не мог бороться. Мой папа учил меня с юных лет, как заботиться о себе. Я знал, как бороться. Я знал, как причинить боль... знал, как убивать.
Выстрел прозвучал, вспыхнули лампы. Мужчины били молотком по клетке, как голодные звери; они кричали фразы, которые я не смог разобрать. Надзиратель заорал, чтобы начинали бой, и адреналин наполнил мои мышцы. Я и противник замерли на месте, его глаза в страхе пробежали по толпе.
Мой пульс участился, и звук уныло отзывался в ушах, заглушая рев зрителей.
— Шевелитесь! — надзиратель кричал. Он потерял свое говняное терпение. Наши два охранника, стоявшие у двери позади нас, держали винтовки, направленные прямо на наши головы. Самосохранение взяло вверх; я переместился в центр ринга, а мой противник получил удар по голове от охранника. Мальчик споткнулся и врезался в мою грудь. Крики толпы резко выросли, видя как наши тела столкнулись. Воспользовавшись заминкой, я встал в позу и, выбросив вперед правую руку, ударил мальчика в челюсть. Кровь закапала с его лица. Ошеломленный, он упал и спиной ударился о пол. Понимая, что это мой шанс, я оседлал его и снова ударил по лицу. На его лице отразилось удивление, в то время как удары за ударом сыпались на него. Зубы выпадали на землю, а кастеты рвали его плоть.