Стюардесса вернулась с нашими напитками. Она протянула Тайлеру его напиток, слишком сильно наклонившись надо мной так, что её грудь коснулась моей руки.
— Пожалуйста, — промурлыкала она, и я заметил, что еще несколько секунд она держала бутылку, когда я её взял.
Предполагаю, я должен был понять её намек, и непременно отправиться в туалет с нетерпеливой стюардессой. У нас с Сид был секс в туалете самолета. Чёрт, эта девушка прекрасно чувствовала себя, обвив меня ногами.
Тайлер прервал мои мысли, чтобы поговорить о Сидни:
— А Сид в курсе, что ты владеешь отелем, в котором она работает?
Хватит этого дерьма. Мне следует просто поспать.
— Нет. И не узнает. Это большой город, и я уверен, что больше никогда не пересекусь с ней.
— Только если сам не захочешь.
— Не хочу.
— А я и не говорил, что хочешь.
Улыбка Тайлера начала меня злить. Он думает, что самый умный, но он ни хрена не знает.
— Как насчет того, чтобы ты заткнулся со своими девчачьими разговорами, и я мог хоть немного поспать?
— Как пожелаешь, любовничек, — посмеялся Тайлер, и начал листать журнал «Sports Illustrated».
***
Ну, возможно, вздремнуть было не самой лучшей идеей. Я был рад тому, что взял этот проклятый журнал у надоедливой стюардессы, поэтому Тайлер не видел, что прикрывал им после того, как мне приснилась Сидни.
Я откинул спинку сидения, радуясь спальным местам в первом классе, на которых обычно проще погрузиться в сон. Через окно Тайлера увидел, что уже стемнело, и мои мысли вернулись к той ночи, когда я отвез Сид на вершину горы, чтобы посмотреть на звезды. Мог слышать, как она смеялась, когда мы долго лежали на покрывале и болтали. Этот звук мог быть хорошим рингтоном. Неужели я действительно подумал, что женский смех может быть отличным рингтоном?! Определенно, следует поспать.
***
Моя мать не снилась мне годами. Последний раз это было за день до её смерти, и я сидел в больнице у её кровати, держа за руку. Как обычно, моего отца нигде не было. Мне ещё никогда не приходилось сталкиваться со смертью, поэтому я не знал, как помочь маме. Я просто сидел там и держал её за руку. Это было всё, что я мог сделать, и казалось, это должно утешить её. Даже, когда она была без сознания, я просто знал, ей нужно дать понять, что она не одна.
Перед смертью она пришла в себя лишь однажды. Она казалась такой живой, и я начал думать, возможно, врач ошибся, сказав, что она не продержится больше нескольких дней. Помню, как мой отец пришел в эти последние часы и стоял в дверном проеме. Мама посмотрела на него, а затем на меня, и прошептала мне на ухо: