Довольно было нескольких слов старого гаучо и Линсея, чтобы другие гаучо уяснили смысл происшествия. Некоторые из них помнили семью Дугби; один гаучо даже признал Ретиана и поздоровался с ним, но для воспоминаний было не время — теперь предстоял вооруженный бой между Гопкинсом и Ретианом.
Сочувствие гаучо было всецело на стороне Ретиана, — не только потому, что в стычке был виноват хозяин, а еще потому, что Гопкинса никто не любил.
Гопкинс давал бедным гаучо деньги в рост за большие проценты, всегда присчитывал им лишнее за съеденное и выпитое и обходился с ними не так вежливо, как к этому привыкли степные жители испанцы.
— Как будете драться? — спросил противников гаучо Педро Монтихо, о котором шел слух, что он дрался с оружием в руках сто четырнадцать раз и только пять раз был ранен. — По закону пампасов обиженный имеет право выбрать оружие. Пусть скажут свидетели — кто был обидчик, кто обиженный?
— Гопкинс первый оскорбил Дугби, обругав его родителей, а самого его назвал вором, хотя и не знал, с кем говорит, — заявил старый гаучо, который спал рядом с мальчиком.
Пеон, подававший кушанье, желая угодить хозяину, показал, что не слышал, о чем говорили, и только видел, как Ретиан ударил Гопкинса.
Линсей подробно рассказал, как Гопкинс гнал мальчика и как за мальчика вступился Ретиан.
Несколько гаучо, отойдя в сторону, начали совещаться.
Хорошо стрелявший Гопкинс, надеясь на свое искусство попадать в цель, сказал, утирая окровавленные усы, Ретиану:
— Через дыры в вашем теле будет видно отсюда до Парагвая! Вы не уйдете живым!
— Я не боюсь смерти, — ответил Ретиан, — и, если мне суждено пасть, унесу в могилу воспоминание о вашем распухшем носе.
Гаучо, посовещавшись, вернулись к столу.
— Вот что мы решили, — сказал Педро Монтихо, — так как с одной стороны были оскорбления, а с другой удар, то предлагаем вам помириться. Если же противники не желают примирения, то пусть они стреляются через пончо, грудь с грудью, в двух шагах расстояния.
Такими жестокими условиями поединка гаучо надеялись образумить противников, думая, что они откажутся идти почти на верную смерть.
— Я согласен, — быстро сказал Ретиан. — Но если Гопкинс попросит у меня прощения, признает, что сам сочинил клевету, и признает, что получил по заслугам, — я охотно примирюсь с ним.
— Многого захотели! — вскричал Гопкинс. — Хотя вы и сын Дугби, но распоряжаться здесь, в моем доме, вам не придется.
Между тем мальчик, вмешательство которого спасло Ретиана, стоял рядом со своим заступником и печально смотрел на приготовления к ужасному поединку.