Между глаз телёнок уляжется.
А глазищи-то как лоханищи!
Головища-то как пивной котёл!
А носище-то как корчажище!»
Как схватило тут могучее Иванище
Басурманина оно за руку,
Кидавало его в поле чистое.
Разлетелись басурманские косточки.
А поганую-то рать басурманскую
Обошла тайком калика перехожая.
Выходила калика в чисто полюшко,
Повстречала калика Илью Муромца.
«Здравствуй, здравствуй, калика перехожая!
Уж и где это, калика, я тебя видал?
Уж и где это, калика, я тебя слыхал?»
«Коротка твоя память, Илья Муромец!
Сорок лет назад да со пяточком
Ещё ты видал меня, ты слыхал меня,
Что во том ли во славном во Муроме:
Обучал я тебя играть на гусельках,
Как мальчишкой ты сидуном сидел.
А забывчив ты, Илья Муромец!»
«Ты прости меня, могучее Иванище,
Позабыл тебя, ведь позапамятовал.
И тогда ты был ведь седат старик.
Ан гляди: жив-здоров, и могуч, и силён!
Сколько лет тебе, могучее Иванище?»
«А лета мои не усчитаны;
На усчёте, Илья, перепутаны!»
«Ах ты сильное-могучее Иванище!
Ты отколь идёшь, ты куда бредёшь?»
«Я иду-бреду со молитвы-поста!
Проходил ещё мимо Царь-города!»
«А скажи мне, могучее Иванище,
Все ли там в Царь-городе по-старому?
Все ли в нём теперь да по-прежнему?
Как живёт православный цареградский парь?»
«А живёт-то, я думаю, невесело:
Одолели басурманы поганые —
Столько силушки там понагнано;
Не объехать ту силу и на борзом коне,
Ясну соколу не облететь её.
В божьих храмах там кони кормятся!»
«Ой, ты сильное-могучее Иванище!
Басурманов ты, чай, побил клюкой?»
«Не побил клюкой басурманов я:
Там засело поганое Идолище.
Где там с Идолищем мне расправиться!»
Рассердился на калику Илья Муромец:
«Ах ты, старая собака ты трусливая!
У тебя, старый хрыч, силы с три меня!
Только смелости и на четверть нет!
Ты давай-ка мне, трусливое Иванище,
Своё платье ка́личье-подорожное,
Надевай моё богатырское.
Ты бери моего коня доброго.
Хоть ты езди на нём, хоть ты водом води!»
Разувалось-раздевалось Иванище;
Поменялося одёжей с Ильёй Муромцем.
Стал Илья сам ка́ликой перехожею.
В руки взял ту клюку на девяносто пудов.
В Царь-город заявился скорёхонько.
Вот идёт по царьгородским улицам,
Престарая калика предревняя,
Со клюкой бредёт насугорбленная;
Голосит-кричит зычным позывом:
«Ах ты, царь Константин Боголюбович!
Дай мне милостыню ты спасённую.
Полно мне, калике, по дворам ходить —
У окошечек подаянья просить!
Мне пора, калике, и душу спасти!»
Возгремел-воззычал тот ка́личий крик,
Тот ка́личий крик, богатырский зык.
Терема-дворцы пошатилися;
Хрустали во оконницах потрескалися;
На сырую на землю посыпалися.
Ин от этого покрику ка́личьего,
От того от громогласья от зычного