Доггер печально кивнул.
— Такое случается, пусть даже мы делаем вид, что нет.
— Они будут жить? — спросила я.
Я медленно подвела разговор к самому важному вопросу.
— Сын — может быть, — ответил Доггер. — Отец нет.
— Странно, не так ли? — сказала я. — Начавшая развиваться проказа убьет его.
— Сама по себе проказа редко бывает смертельна, — заметил Доггер. — Ее жертвы, как правило, умирают от почечной или печеночной недостаточности. А теперь, если вы меня извините, мисс…
— Разумеется, Доггер, — ответила я. — Прости, что помешала. Знаю, у тебя дела.
Все висело на волоске. Доггер был на грани того, чтобы провалиться в один из своих «эпизодов». Я знала, что он просто хочет уйти в свою комнату и тихо развалиться на части.
Но худшее позади, по крайней мере сейчас, и ему надо дать возможность побыть в одиночестве.
— Что происходит, Дафф? — спросила я, врываясь в библиотеку с таким видом, как будто в Букшоу был обычный приятный день.
Моя сестрица удивительно проницательна, пусть даже она делает вид, что это не так. Если и правда звонили с плохими новостями, Даффи уже наверняка разнюхала все подробности.
По этой части она очень похожа на меня.
— Ничего, — ответила Даффи, не отрываясь от сортировки книг. Такое ощущение, что чувство трогательной близости, возникшее между нами во время нашего сестринского перемирия, утекло, словно песок в песочных часах.
— Кто звонил? — спросила я. — Мне показалось, я слышала звонок.
Звонящий телефон был такой редкостью в Букшоу, что на эту тему можно было распространяться, не вызывая подозрений.
Даффи пожала плечами и открыла «Незнакомку из Уайдфелл-холла».[51]
Что бы ни огорчило отца, он этим не поделился.
Что, в некотором роде, успокаивало. Мои сестры все знали. Что знала Даффи, то знала и Фели. Что знала Фели, то знала и Даффи.
Что знала Флавия, было шишкой на бревне в морской впадине. Темной, мрачной и никому не ведомой.
Пытаясь немного разрядить обстановку, я сказала:
— Хочу почитать хорошую книгу. Посоветуешь мне что-нибудь интересное?
— Да, — отозвалась Даффи. — Священную. Библию.
С этими словами она захлопнула «Незнакомку из Уайдфелл-холла» и величаво покинула комнату.
Вот тебе и родная кровь.
Ужин был шарадой.
Отец не почтил нас своим присутствием.
Фели, Даффи и я сидели за едой, ведя себя до отвращения прилично: передавали соль и перец, подавали холодный горох, сопровождая все это изысканными просьбами и благодарностями.
Ужасно.
Никто из нас не знал, что происходит с Букшоу и с отцом, и никто не хотел быть первым, кто об этом спросит, — тем, кто бросит последний камень, тот самый камень, который навеки разрушит наш хрупкий стеклянный дом.