Фели почесала ухо, давая понять, что поняла шуточку Даффи. Это был один из тех безмолвных сигналов, которыми обменивались мои сестрицы, словно сигналами флажков с корабля на корабль, непонятными тем, кто не знал шифр. Но даже если бы отец заметил этот жест, он бы не понял его значение. Система шифров нашего отца была совсем другим языком по сравнению с нашим.
— Тем не менее, — произнес отец, — если ты выходишь затемно, ты должна брать с собой Флавию. Ей не помешает выучить несколько псалмов.
Выучить несколько псалмов, да уж! Всего лишь пару месяцев назад, когда я была прикована к постели во время рождественских каникул, миссис Мюллет, хихикая и умоляя меня хранить секрет, шепотом научила меня парочке новеньких. И я все без устали мычала:
Hark the herald angels sing,
Beecham’s Pills are just the thing.
Peace on earth and mercy mild,
Two for a man and one for a child.
[2]Или вот еще:
We Three Kings of Leicester Square,
Selling ladies’ underwear,
So fantastic, so elastic,
Пока Фели не швырнула экземпляр «Псалмов старинных и современных» мне в голову. Что я точно знаю об органистах, так это то, что они совершенно лишены чувства юмора.
— Фели, — сказала я, — я замерзла.
Я задрожала и застегнула свой кардиган. Вечером в церкви было ужасно холодно. Хор ушел час назад, и без их теплых тел, сгрудившихся вокруг меня, словно поющие сельди в бочке, казалось еще холоднее.
Но Фели погрузилась в Мендельсона. С тем же успехом я могла бы обращаться к луне.
Внезапно орган издал задыхающийся звук, как будто поперхнулся чем-то, и мелодия булькнула и оборвалась.
— О ужас, — сказала Фели. Это было самое ужасное ругательство, на которое она способна, по крайней мере в церкви. Моя сестрица — благочестивая притворщица.
Она встала на педали и начала враскачку выбираться из-за органной скамьи, заставляя басы резко мычать.
— Ну и что теперь? — сказала она, закатывая глаза, как будто рассчитывая услышать ответ с небес. — Эта штуковина плохо себя ведет уже не первую неделю. Должно быть, влажность.
— Я думаю, он сломался, — заявила я. — Вероятно, ты его испортила.
— Дай мне фонарик, — сказала она после длинной паузы. — Мы пойдем и посмотрим.
Мы?
Когда Фели становилось страшно до потери пульса, «я» быстренько превращалось в «мы». Поскольку орган Святого Танкреда включен Королевским колледжем органистов в список исторических инструментов, любой ущерб этой ветхой штукенции, вероятно, будет расцениваться как акт национального вандализма.
Я знала, что Фели в ужасе от мысли, что придется сообщить викарию плохую новость.