Ну хоть одна радость. Иван не промазал, всадив секачу кусок свинца точно под лопатку. Тот упал не так картинно, как после попадания де Вержи, но зато, просто сунувшись своим рылом в снег, так больше и не поднялся. Да что там, даже «хрю» не сказал.
А, ну да. Уже в санях, оказавшись рядом со спасенным, Иван наконец сообразил, отчего всадник ему был чем-то знаком. Им оказался француз, фаворит Николая. Гастону пришлось несладко. Клык кабана располосовал бедро чуть не на всю длину, развалив мясо, что твой мясницкий нож. Но он был в сознании, и первый шок уже прошел. А потому Иван не удержался от колкости, припомнив пренебрежение полковника к русскому карабину с несерьезным калибром.
Но надо отдать французу должное. Колкость эту он воспринял с олимпийским спокойствием. С достоинством заверил, что не забудет оказанную ему любезность. И… за последующие два часа, что они ехали до усадьбы Хованской, больше не проронил ни слова. Поду-умаешь. Да не больно-то и надо!
Вот молодец все же Ирина. Пока добирались до места, туда уже прибыл профессор Рощин с одним из своих слушателей и помощников в качестве ассистента. И когда только успели? Наверняка и посланник, и медики неслись во весь опор, пока раненых везли со всеми предосторожностями.
Бегло осмотрев характер ранений, Рощин тут же занялся тем, кто, по его мнению, имел более серьезную рану. Вообще-то Иван поспорил бы с этим. Конечно, разверстая рана смотрится эффектно и угрожающе, но она все же открытая. А вот у него колотая, и пусть она выглядит не так впечатляюще, но, как считал Иван, куда тяжелее ранения француза.
Оба пострадавших находились в одной и той же комнате, а потому Иван прекрасно видел, как штопали полковника. Ничего так де Вержи. Молодец. Скрипел зубами, вполголоса ругался на родном французском, однако держался молодцом. Иван серьезно усомнился, что у него выйдет нечто подобное. Ну не герой он ни разу, что тут скажешь.
Впрочем, едва Рощин закончил с де Вержи, обтер чистой тряпицей инструменты, руки и обратил свое внимание на Ивана, как тот тут же позабыл о своих опасениях.
– И что, Христофор Аркадьевич, ты даже не помоешь руки и инструменты?
– О чем ты, дружок?
– Ты вот так, с грязными руками собираешься ковыряться в моей ране?
– Иван… – начал было профессор.
– Нет-нет, Христофор Аркадьевич, при всем моем глубочайшем уважении, вымой руки с мылом. Помой инструмент, а потом обработай все хлебным вином. Глаша!
– Тут я, – отозвалась служанка.
– Хлебное вино в доме есть?
– Есть.
– Неси все, что найдешь, сюда.
– Сейчас.
При этом раненый француз, и не думавший терять сознание, с удивлением наблюдал за происходящим. Как, впрочем, и стоявший чуть в стороне помощник профессора. Еще бы. Какой-то стрелец раздает указания, и прислуга в доме великой княгини…