И тут Иван заметил во взгляде француза понимание. А это еще что? Неужели ревность? Нет. Перебежать дорогу французу Иван никак не мог. Всем было известно об отношении Хованской к иноземцам. Впрочем, кто запретит пылать безответной страсти и кто сказал, что при этом ревность будет слабее? Да шел бы ты лесом! Не до тебя.
– Иван, между прочим, я профессор медицины, изучаю этот предмет более тридцати лет и имею обширную практику, – терпеливо, как до неразумного, пытался достучаться Рощин.
– Вот при всем уважении к твоему опыту, возрасту и как к человеку вообще, Христофор Аркадьевич, если не сделаешь то, что я говорю, я тебя к себе не подпущу.
Наконец служанка принесла вино, а попросту говоря, водку. Само собой, ее стерильность оставляет желать лучшего. Но все же лучше так, чем вообще никак. Да еще и после того, как поковырялись в ране другого раненого. Это сколько же заразы они тут разносят?!
– Глаша, вымой с мылом какую-нибудь бутылку и принеси сюда. Или ладно, кипяток на кухне есть?
– Самовар закипел.
– Отлично. Помой кипятком.
– Ага. Сейчас.
– Христофор Аркадьевич, ну и чего ты стоишь? Тут раненый, между прочим, – подпустив ехидцы, произнес Иван.
И доктор вновь двинулся к нему, причем совершенно проигнорировав не то что водку, но и кувшин с водой. Вот перед тем как пользовать француза, ручки помыл. С мылом. Оно и понятно, с улицы, так сказать. Надо грязь смыть. А тут-то какая грязь? Кровь. Но не грязь же. Ну и удила закусил, а то как же, профессор медицины.
Иван извлек из нагрудного кармана свой двуствольный пистолет, навел на профессора и демонстративно, с легким щелчком, сбросил предохранитель.
– И что это значит? – вскинул бровь Рощин.
– А это чтобы ты, Христофор Аркадьевич, со своим помощником из-за своего упрямства не вздумал меня связать и пользовать так, как тебе предписывает твоя гребаная наука, – уже начал злиться Иван.
– Да как ты смеешь! Щ-щенок!
– Согласен. Вот как пожелаешь, так и ругай, со всем соглашусь. Но пока не сделаешь, как говорю, лечить себя не позволю.
В этот момент в гостиной появилась раскрасневшаяся с мороза Ирина Васильевна и в недоумении уставилась на Ивана, сжимающего в руке пистолет. Потом перевела взгляд на Рощина.
– Рана довольно серьезная и требует немедленной обработки. Тут вообще может идти речь о потере ноги. Но он упрямится. Даже угрожает оружием, – пожал плечами Рощин.
– Пусть сначала вымоет руки с мылом, обработает их и инструмент хлебным вином, и только потом я позволю ему прикоснуться к себе, – упрямо гнул свое Иван.
– Вот видишь, Ирина Васильевна, – безнадежно вздохнув, произнес Рощин.