На его глазах образовалась самая невероятная семья, которая когда-либо ступала по этой земле.
Глава 12
Очень сумасбродная семья
Потрясенные полицейские отпустили их. У них могли вызвать сомнения бродяги, но не пожилая сеньора. Заинтригованный происходящим, Барнабе взял за руку Бартоломеу, и они вместе подошли к профессору Журеме и спросили ее тихонечко:
— Он из семьи?
— Да! — подтвердила она.
Но какая семья? — поинтересовался любопытный Бартоломеу.
— Сумасшедших, черт побери! — объяснила профессор.
— Проклятие, он такой же! — Бартоломеу посмотрел вверх и сказал: — Да, мне это лицо знакомо.
Самоубийце стало любопытно узнать, что происходит у него под ногами. Маскируя свои действия, он напрягся, чтобы расслышать, о чем они шептались. Он знал только, что не было ничего хорошего. После этого оба нарушителя спокойствия поблагодарили донью Журему:
— Спасибо, бабушка!
Донья Журема была довольно пожилая, но это слово ей не понравилось. Она заявила:
— Нет, не бабушка, мамаша.
Сказав это, она пробудила у них сыновнюю любовь. Они оба были брошены отцом и матерью. После того как профессор усыновила их на площади на глазах у всех, они схватили ее за руку, прильнули к ее губам и стали целовать. Возможно, думая о ее наследстве, они стали говорить:
— Мамаша, мы вас любим. Вы спасли нас! Вы и прочие!
Старушка безнадежно пыталась отбиться от их поцелуев. И, разочаровывая их, закричала:
— Ладно! Ладно! Я — бабушка.
Но в сумятице Мэр случайно поцеловал ее в губы. Она вырвалась, плюясь в одну сторону, а он в другую. Ситуация получилась настолько смешной и странной, что самоубийца перестал быть главным героем, а стал второстепенным в труппе. В этой толпе он превратился в наблюдателя смятения, вызванного командой продавцов грез.
Как только профессор заявила, что она бабушка Бартоломеу и Барнабе, остальная часть группы присоединилась к празднику. Саломау, Димас, Моника и Эдсон начали целовать и обнимать ее и называть бабулечкой. Я был единственным, кто старался держаться вдали от происходящего.
В этот момент дух политика еще раз спустился на Барнабе. Повернувшись к толпе, он постарался объяснить необъяснимое:
— Дорогая и уважаемая публика! Мы — потомки благородного сословия. Эта цветущая женщина, — он указал на профессора Журему, — отвечает за касту мафиози. Не тревожьтесь. Мы решаем наши семейные вопросы. Этот человек — наш брат.
Я посмотрел на самоубийцу и увидел, что тот, остолбенев от страха, недоверчиво уставился на бродяг. Все это походило на кошмар. Он плевался без остановки, казалось, что ему хотелось изрыгнуть огонь изо рта. Когда его обозвали мудаком и унизили, это еще было терпимо, но быть принятым в семью тронутых казалось немыслимым, поразительным. Он утратил желание умирать, у него было только желание дать выход своему гневу, отвесить оплеухи остановить этот праздник. И он выбрал себе цель. Посмотрев на свою жизнь со стороны, он бросил пристальный взгляд на собравшихся и подумал, что зашел слишком далеко. Но поскольку он не мог остановиться, парень решил подождать дальнейшего развития событий.