— Кажется, это была не Джули, а твоя мама. Но я сказала. Она закричала: "Он всех до инфаркта доведет!!!"
Татьяна хихикнула. Я же мрачно на нее уставился. Назревали Крупные Неприятности.
— И долго я буду сидеть намыленным, как тот коллега — инженер? Эн Ди имеет в виду одного из персонажей книги Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев": мужа Элочки — людоедки, инженера, выскочившего намыленным из ванной на лестницу.
— Ну прости. Все-таки вам, мальчишкам, намного лучше нашего. Из дома тебя, конечно, не вытурят, и вообще... — тяжко вздохнула она.
Я хмыкнул:
— Так мы мамам пореже в подолах приносим разные сюрпризы. От Санта-Клауса.
— А то они без вашей большой помощи получаются. Мне залезать?
— Ну не здесь же заниматься твоей девственностью, — тяжко вздохнул я, — Чем ближе к этому самому, тем меньше желания вообще ей заниматься. Теперь вытри меня, набрось на плечи халат, да подай из прихожей шлепанцы.
— Ну ты и барин, — протянула она, — Кажется, я здорово продешевила.
— Ничего, зато я выгадал, — довольно сообщил я, подставляя плечи под мягкий махровый халат, обнаруженный в ванной, — Учись, малышка, нигде задаром так хорошо не научишься ублажать. Что же, оценим твои услуги в бытовом плане в двести, сексуальные... хмм, сомнительного качества — в тысячу двести. За девственность вычтем скромный штраф в восемьсот ефимков.
— Вот и выходит как раз шесть сотен. Что-то неясно?
— Какой это еще штраф?! — вознегодовала начинающая путана. Я откровенно расхохотался в ее растерянно — злое лицо, — О, дорогуша, да ведь недостаток похуже волосатого хвоста! Нет, я не спорю, есть любители и тех, у которых хвосты, но я это я, и что ты знаешь о том, как меня холить — лелеять? Где тапочки?
— Здесь тапочки, — вздохнула девица, — Ну ты и чудак!
— Чудак? Ерукда. Мудак, а не чудак. Чувствовал же, что все пошло наперекосяк И нет, чтобы выпить да лечь спать, начал дурить. Со злости, что ли, тебя снял?
— Да просто назло этой своей Джульке, — неожиданно мудро сказала Татьяна, — А теперь на мне отыгрываешься за то, что она не дала, вот и все. Ну злой ты на нее, а я тут причем?
— Когда ты молчишь, ты симпатичнеее, — поморщился я.
— Так откуда у тебя столько бабок?
— Брат с Севера приехал. Помоешься — приходи некрашеной, краситься ты не умеешь. Семь футов под... клитором, — и прикрыв за собой дверь, я прошел в комнату, обнаружил зашарпанный кассетник, но без кассет, сунул разочарованно маг обратно.
Включил телевизор. Тот показал ночной выпуск ТСН и заверещал насчет обесточить.
Пришлось остаться в тишине. Простыми чуть пахли затхлым. Плеснув на донышко коньячку, смочил язык и небо. Землянин во мне бурно запротестовал против такого варварства — если бы волю дали ему — то уж попил бы!