Смерть жрицы, казалось, серьёзно вывела хозяйку Империи из себя. Лаитан, сверкая золотом глаз, обыскала тело своей прислужницы, но, кроме обломка стрелы, ничего не нашла. И только потом она обернулась к Морстену.
— Нас ожидают, — проговорила Мать Матерей. Красно-чёрное оперение стрелы ничего не говорило северянину, но, кажется, было знакомо Лаитан.
Впрочем, кем бы ни был невидимый враг, он был вооружён и уже показал свою агрессивность. В этом отношении Гравейн предпочитал действовать прямо.
— Не лезь вперёд, — сказал он Лаитан, и осторожно взял её под локоть, собираясь отвести обратно к уккунам. — Кем бы они не были, именно этого от тебя и ждут. Если двигаться вместе, есть шанс отбиться. Поодиночке нас перестреляют, как куропаток.
Вверх по склону споро карабкались тхади, за их плечами, облитыми темными кольчугами крупного плетения, болтались на широких ремнях арбалеты темной стали.
Лаитан медленно покачала головой, глядя на оперение стрелы.
— В Империи множество тайн, властелин Замка, но сейчас мне не до соблюдения заветов моего царства. На заре царства треть людей, среди которых были Мастера, жрицы и звездочёты, которыми у нас могут являться только мужчины, ушла прочь, не согласившись с правилами появления на троне Матери Матерей и Мастера Мастеров. Они говорили что-то, что было признано в веках ересью и противоестественным, и как я помню, дело касалось именно плодовитости имперцев. Говорили, что ушедшие прочь не желали давать потомства традиционным для нас путём. Они выбрали себе короля и королеву, которых должны были сменить их дети, тогда как мы, я и первые жрицы, правим Империей до сих пор, лишь выбирая себе имя каждый цикл, когда того требует двойное солнце мира.
Лаитан рассказала то, что говорила ей нянька. Но рассказать властелину о том, что ей вовсе не три тысячи лет было немыслимым, а потому Медноликая не могла даже приблизительно открыть правду Морстену. Тот смотрел спокойно, но во взгляде была подозрительность. Лаитан поняла, что он сделал вид, будто поверил ей. Большего от него она пока и не ждала.
Остальные подошли ближе, сгруппировавшись, и начали медленно продвигаться ко входу в подземное царство дварфов. Гуррун, буквально оравший молитвы предотцам и матери-скале, то и дело падал из седла вниз, обнимая и целуя священные для него камни. В промежутке между его воплями было так тихо, что каждый шаг отдавался беспорядочным эхом, путая следы и нарушая стройную линию звуков вокруг. Они метались, отражаясь от стен ущелья, возвращались обратно, оглушая по ушам всякого, сбивали с ориентиров, заглушая новые звуки.