* * *
Коэн вынырнул из воспоминаний, и помотал головой. Таящийся в его родовом дворце подземный этаж был важен, это он помнил. Но чем именно и зачем его замуровали вскоре после рождения Ветриса — этого он не знал. А советники, как один, отказывались рассказывать, пока повелитель не достигнет нужного возраста и не овладеет памятью предыдущих воплощений. «Какая, к хренам, память, — разозлился он при этой мысли. — Обрывки. Ветошь. Я не могу сейчас даже рассчитать простейший курс сближения в системе трёх тел…»
На этих словах он вздрогнул. Они звучали дико, чуждо и незнакомо, но вырвались в его сознание леденящим ветром, легко и непринуждённо. Коэн обхватил ладонями закружившуюся голову, и тихо заскулил, не думая о том, что его могут услышать Безымянные. «Так вот о чём они говорили… — варвару стало страшно. Он не признался бы в этом никому, бесстрашие и смелость ценилось дороже золота, но страх от того никуда не делся. Ужас от осознания того, что ему придётся потерять себя — того себя, которого он помнил уже два десятилетия. — Я не хочу!»
«Придётся, — отозвалось внутри него. Голос Ветриса, прозвучавший из тьмы разума, был холоден и бесстрастен. — Это происходит регулярно, и страшиться тут нечего. И незачем. Ничто не помешает мне стать собой. А тебя, мальчишка, я даже не вспомню. Не бойся, это не больно…»
* * *
Утро имело привкус скисшего и забродившего вина из маленьких плодов жестикулы, которые по осени сами сыпались в руки прохожим на пышных аллеях городского сада. Центральные рынки сегодня были закрыты, в Империи объявлен траур, в течение которого никто не имел права сочетаться браком, соединяться друг с другом и праздновать дни прихода в этот мир. Только женщины, которым подошёл срок подарить жизнь, были избавлены от всех ограничений, но таковых в Империи было все меньше год от года.
Вырождение мужчин, начавшееся задолго до прихода Лаитан на трон, как раз сыграло ей на руку, когда ей выпала честь стать матерью матерей, но одновременно стало и проклятием, от которого не сыскалось лекарства. Империя умирала.
Пышное царство, чьи пределы объединили все стихии, от Соленморья до пустынь Вековых Песков, чахло и ссыхалось, сколько бы сил не вливали жрицы в его чресла — оно уже не могло дать потомков. Чистая кровь, которой славились все жители Империи на рассвете оной, давно смешалась с кровью пришлых, загубив чудотворные силы почти всех. Жрицы ещё держались, хотя и в их рядах то и дело сыскивались грязнокровки, которые не получили в наследство от родителей свою силу. Жрицы жили долго. Порой, дольше многих правительниц Империи, наставляя и воспитывая дочерей великой матери, пробуждая в них силу и чувственность, чьи лунные путы могли сковать любого человека.