Я сначала растерялась, потом разозлилась, но в результате глубоко вздохнула и призналась:
— Вы получили все эмоции, которые вам пригодятся для общения с моими сокурсниками.
— Так плохо? — с сочувствием спросила метаморф.
— Хуже некуда, — прошептала я. — Сегодня вечером они планируют запугать меня, чтобы бросила учёбу.
Шихара поразила меня всплеском эмоций, громко и задорно рассмеявшись.
— Пусть попробуют, — сквозь смех проговорила она.
— Вы не должны делать то, чего не сделала бы я! — воскликнула я испуганно.
— А что ты сделала бы, если бы тебя прижали как следует? — спросила она, подавшись вперёд.
Я даже слова вымолвить не успела, а метаморф уже расплылась в довольной улыбке. Продолжая улыбаться, она по-хозяйски разлила чай по чашкам, добавила в одну из них ложку нектара, как делала порой мама, когда я чувствовала себя неуютно на городских собраниях, где должны были присутствовать все леди, и протянула мне.
— Ты не будешь молчать, если тебя попытаются обидеть, вот и я не смолчу. Но не переживай, лишнего не сделаю, — заверила меня Шихара. — Я тебя чувствую, и всё упрощает наша близость по духу, мы похожи.
Глядя на неё, я не могла поверить в её слова, но… Что значит внешность для той, кто может изменять её как заблагорассудится, и никто не заметит этих изменений? Она не будет наводить иллюзию, не будет притворяться и маскироваться, она станет мной. А что сделала бы я? Я приготовилась бы к встрече и сделала всё, чтобы она стала незабываемой для моих недоброжелателей! Губы сами собой растянулись в предвкушающей улыбке.
— Не переживай, я в красках расскажу тебе обо всём, когда вернёшься, — посмеиваясь пообещала Шихара.
И я поверила ей, поверила в неё, и рассказала о подругах, которые знают о подмене и помогут, если понадобится.
— Повеселимся! — потирая руки, подмигнула мне моя точная копия в черных штанах и блузе.
— Мне уже жалко своих врагов, — улыбнулась я в ответ.
— А вот это совершенно зря, жалость к врагам недопустима, — покачала головой женщина, вернув свой бесцветный облик. — Как только ты начнёшь сомневаться и думать о них, как о живых, чувствующих существах, превратишься из охотника в жертву. Жалость разрушает, жалеть можно только по мелочам, бабочку, случайно раздавленную каблуком, беззубую старуху, попрошайничающую на обочине, и то только мимолётно, забыв о ней, как только она исчезнет из виду. Но самый разрушительный вид жалости, это жалость к себе. Жалея себя ты добровольно становишься слабой и беззащитной, давая окружающим повод тоже пожалеть тебя, как ту бабочку, или старуху, мимолётно и брезгливо.